"Эстер Фризнер, Роберт Асприн. Корпорация Богги " - читать интересную книгу автора

на три более крупных снимка, висевших на стене над камином. В середине висел
самый большой снимок - отретушированный сепией образчик фотографического
искусства рубежа веков. Мужчина с усами, как у моржа, одетый в явно
неудобный костюм, стоял за спиной у сидевшей на стуле дамы с прической а-ля
девица Гибсон. ["Gibson girl" - так называли в девяностых годах
девятнадцатого века "журнальных красавиц", энергичных и изящных американок,
выглядевших в духе рисунков Чарлза Д. Гибсона, американского
художника-иллюстратора. ] На даме было кружевное платье с высоким
воротником-стойкой, заколотом посередине маленькой брошкой с камеей. На
коленях у нее лежал большой букет флердоранжа. Она не была красавицей - если
судить по строгим стандартам красоты, но все же, несмотря на все треволнения
дня свадьбы, эта молодая женщина излучала уверенность и самообладание, в
которых даже было нечто... эротичное.
Между Эдвиной и этой женщиной с фотографии можно было заметить
безошибочное сходство.
- Готова побиться об заклад, - пробормотала Эдвина, - что если бы тебе,
а не ему пришлось пройти через остров Эллис... - тут она перевела взгляд на
мужчину с моржеобразными усищами, - ... то ты ни за что не позволила бы
офицеру-таможеннику переврать твою фамилию. Неужели так трудно было
произнести по буквам: "Б-ё-г-е"? Нет, даже если бы таможенник ошибся, ты бы
сразу заставила его переписать фамилию правильно и не стала бы слушать
никаких его возражений! Но с другой стороны, я, наверное, должна быть
благодарна дедушке за то, что он не стал, как говорится, гнать волну и
браниться с таможенником, который неверно записал его фамилию, Фамилия Богги
куда как больше годится для моего бизнеса с точки зрения рынка.
Эдвина любовно разглядывала старый снимок, реликвию, сохранившуюся со
дня свадьбы ее предков. Свадьба, брак... Такие зыбкие, устаревшие понятия. И
все же какие-то сопутствующие браку аксессуары до сих пор выглядели
заманчиво - с чисто эстетической точки зрения - даже для такого продукта
шестидесятых, как Эдвина, юность которой пришлась на расцвет сексуальной
революции. Затем Эдвина перевела взгляд с большого фотоснимка на два фото
поменьше. Эти две фотографии, как и первая, были в рамках, но первую
обрамлял багет в виде золотых листьев, а вторая и третья довольствовались
обычными, безыскусными рамочками. То, что фотографии были цветными, также не
слишком выгодно отличало их от центрального снимка.
Сходство Эдвины с теми людьми, которые были изображены на этих
фотографиях, было еще более разительным. Мужчина на фотографии слева явно
послужил для Эдвины основным источником генного материала, который женщина с
правого снимка основательно и похвально отредактировала. В итоге острые,
неуемные черты отца были смягчены чертами матери, и их дочь получилась не
столько ястребом, сколько овечкой. За что Эдвина была своим родителям очень
признательна.
- Папа, ты не думай, что я тебе не благодарна, - обратилась Эдвина к
фотографии отца. - В конце концов, внешность - это еще не все. Особенно - в
банке.
"Ты это хорошо усвоила, детка", - казалось, произнесло изображение на
фотографии, и Эдвина убедила себя в том, что отец любовно подмигнул ей со
снимка.
Вот точно так же он щурился и подмигивал, когда намеревался выиграть
очередное "убийственное" дело, давным-давно играя роль высокооплачиваемого и