"Тана Френч. В лесной чаще ("Роб Райан и Кэсси Мэддокс" #1) " - читать интересную книгу автора

Кровь на моих кроссовках и носках проверили на группу - в то время
анализ ДНК в Ирландии не проводился - и определили, что она относится к типу
А. Такая же кровь была и у меня, но того количества, что вытекло из моих
ссадин, хотя и довольно глубоких, явно не могло хватить на то, чтобы
насквозь пропитать обувь. Два года назад у Джермины Роуэн тоже брали анализ
крови перед удалением аппендицита, и в больничной карте записали, что она
принадлежит к типу А. Питеру Сэвиджу анализ не делали, зато оба его родителя
имели кровь группы О - значит, то же самое относилось и к Питеру, поэтому
его сразу исключили из списка вероятных претендентов на кровь в кроссовках.
В этом вопросе не удалось достигнуть определенности, и следователи
допускали, что кровь принадлежит кому-то еще или даже нескольким людям
сразу.
Поиски в лесу продолжались всю ночь и несколько недель; отряды
добровольцев прочесывали окрестные равнины и холмы, заглядывали в ямы и
овраги; ныряльщики вдоль и поперек обследовали протекавшую по лесу речку -
никаких результатов. Четырнадцать месяцев спустя один местный житель, мистер
Эндрю Рафтери, выгуливая в лесу собаку, наткнулся на наручные часы, лежавшие
в двухстах футах от того дерева, где нашли меня. Часы были примечательные -
на циферблате изображен бегущий футболист, а к одной из стрелок приделан
футбольный мячик, - и мистер и миссис Сэвидж узнали в них вещицу своего сына
Питера. Миссис Сэвидж подтвердила, что в день исчезновения часы были на
мальчике. Пластиковый ремешок, прикрепленный к металлическому корпусу,
оказался разорван - наверное, Питер задел им за сучок, когда бежал по лесу.
Криминалисты обнаружили на часах отпечатки пальцев; они совпали с теми, что
сняли с личных вещей Питера Сэвиджа.
Несмотря на призывы полиции о помощи и на широкую кампанию в средствах
массовой информации, больше о судьбе Питера Сэвиджа и Джермины Роуэн никто
не слышал.

Я стал детективом потому, что хотел расследовать убийства. Пока я
набирался опыта: то есть учился в Темплморском колледже, проходил
изнурительную физподготовку, патрулировал маленькие городки в дурацкой
куртке с люминесцентными полосками, устанавливал, кто из трех местных
хулиганов разбил стеклянное панно в саду миссис Максуини, - жизнь вокруг
казалась мне зыбкой и слегка абсурдной, точно в пьесе Ионеско. Будто для
того, чтобы добраться до нормальной работы, мне, по причуде какого-то
свихнувшегося бюрократа, сначала надо было пройти испытание в виде
невыносимой скуки. Позже я никогда не только не думал об этих годах, но даже
не мог их вспомнить отчетливо. У меня не было друзей, и ко всему
происходящему я относился с легким отчуждением. Мне мое поведение казалось
понятным и естественным, как побочное действие снотворного, но в глазах
сослуживцев оно выглядело наглой спесью и зазнайством, чуть ли не насмешкой
над их сельской жизнью с ее провинциальными амбициями. Видимо, они не
ошибались. Недавно я нашел отрывок из студенческого дневника, в котором
описывал своих товарищей как "стадо сопящих тупоголовых деревенщин, так
густо облепленных своими штампами и предрассудками, что от них разит
копченой грудинкой, капустой, церковным воском и коровьим дерьмом". Даже
если допустить, что у меня выдался неудачный день, фраза звучит не слишком
уважительно.
Когда я поступил в отдел по расследованию убийств, в моем шкафу уже