"Тана Френч. В лесной чаще ("Роб Райан и Кэсси Мэддокс" #1) " - читать интересную книгу автора



3

Я никому не рассказывал о случившемся в Нокнари. Зачем? Чтобы услышать
жадные расспросы о том, чего я все равно не помню, или выражение глупого
сочувствия, или непрошеные советы насчет состояния моей психики? Обойдусь и
без этого. Разумеется, родители в курсе, и Кэсси, и Чарли, мой друг из
интерната - теперь он работает в банке в Лондоне, мы иногда
переписываемся, - и еще та девушка, Джемма; с ней я встречался, когда мне
было девятнадцать (мы постоянно пили, к тому же она была помешана на всяких
ужасах, и я подумал, что это может поднять меня в ее глазах), а больше
никто.
Когда меня отправили в интернат, я перестал быть Адамом. Меня начали
звать по-другому. Не помню, чья это была идея, моя или родителей, но мне она
понравилась. В телефонном справочнике Дублина целых пять страниц людей по
фамилии Райан, зато имя Адам встречается редко, а рекламу мне сделали
неслабую (даже в Англии я бегло пролистывал газеты, которые мне давали для
растопки камина, и вырывал касавшиеся меня страницы, после чего внимательно
прочитывал их в туалете и смывал). Рано или поздно меня бы узнали, но никому
и в голову не приходило, что существует связь между детективом Робом с его
английским акцентом и мальчишкой Адамом Райаном из Нокнари.
Конечно, я знал, что надо ввести в курс дела О'Келли, особенно сейчас,
когда поручили расследование, которое могло быть как-то связано с моим, но
не стал. Меня бы сразу отстранили от расследования - считается, что
детективу нельзя заниматься работой, затрагивающей его лично, - а потом,
чего доброго, начали бы подробно расспрашивать про тот день в лесу, хотя это
никак не помогло бы делу или кому-нибудь вообще. Во мне еще жили
воспоминания про первый допрос: громкие мужские голоса, доносившиеся до меня
смутно, словно издалека, и едва доходившие до сознания, где в тот момент не
было ничего, кроме белых облаков, плывших по бескрайнему простору неба, и
шума ветра в зарослях травы.
Первые две недели я видел и слышал лишь это. Больше я тогда ничего не
чувствовал, но задним числом подобное состояние представлялось мне чем-то
жутким - дочиста стертая память, цветная схема в голове, - поэтому каждый
раз, когда ко мне являлись детективы и начинали свой допрос, оно
возвращалось ко мне, липкий страх обволакивал мозг, и я не мог вымолвить ни
слова. А полиция все не унималась, приходила вновь и вновь, сначала каждые
три-четыре месяца, в школьные каникулы, затем раз в год, но я молчал, и
вскоре от меня отстали. Я очень обрадовался: до сих пор не понимаю, каким
образом все эти настойчивые визиты могли пойти кому-нибудь на пользу.
Подозреваю, что теперь ситуация мне чем-то даже нравилась. Занимаясь
расследованием, я носил в себе странную и мрачную тайну, о которой никто не
подозревал, и это импонировало моему тщеславию и романтическому вкусу.
Иногда казалось, что я ничем не хуже тех загадочных героев-одиночек, которых
так любят показывать в кино.

Я позвонил в розыск пропавших без вести, и мне сразу выдали информацию
о предполагаемой жертве. Кэтлин Девлин, двенадцать лет, четыре фута девять
дюймов, худощавого телосложения, темные длинные волосы, глаза карие,