"Макс Фрай. Русские инородные сказки - 3" - читать интересную книгу автора

ему теперь неба высокого и дорог дальних, не щипать струн звонких, не
вдыхать костра горький дым. Сидит он в каменном застенке, смотрит в
зарешеченное окошко и по воле тоскует. Вдруг птичка на окошко вспорхнула,
прошлась туда-сюда, перышки клювом почистила, черным глазом взглянула,
голову вверх подняла и весело засвистала.
- Хорошо тебе свистеть, птичка, по ту сторону железной решетки, - цыган
ей говорит.
А птичка допела и отвечает:
- Понимаю тебя, сама два года в клетке у купца богатого просидела.
Только все равно песню вольную не удержать, а с ней и певца вместе. Пела я в
клетке день за днем песни жалобные, а мне крошки со стола в кормушку сыпали.
Так и проплакала бы до конца дней над объедками, но случилось однажды у
купца в доме большое веселье, видать куш большой сорвал. Пригласил он к
себе, находясь на подпитии, табор цыганский. Пришли с бубнами, да с
гитарами, рубахи алые, сапоги подкованные и картузы синебархатные, а для
пущей лихости хор красавиц очами черными как огнем жжет и голоса, как звать
себя позабудешь. Такой в дому подняли дым коромыслом и утанцевались, что
после два дня все влежку валялись и квас ковшами ведерными пили. Обо мне-то
и помнить забыли, а птицам ведь все время что-то клевать нужно - запасов
подкожных не держим для воздушной легкости. Чувствую, настает час последний,
надо как-то с жизнью прощаться. Думаю: "Вот, хоть и попалась я в клетку на
склоне лет, но и парила ведь когда-то на поднебесье, и там, конечно, были
моменты. Про это и стоит прощальную спеть". Вспомнился мне как раз и мотив
из песни цыганской, прочистила горло я и запела. И вот, по песне ли той или
по случая воле, произошло мне чудесное избавление. Старуха-то мать купцова,
что уж два года в параличе лежала, в комнату вдруг вошла и к моей клетке
идет. Встала рядом и песню слушает. Послушала, седые волосы с гребня свои
распустила и говорит: "Что ж птичку-то по весне на волю никто не выпускает?"
Сказала так и упала замертво. Тут и я смолкла, понимаю, что вот и мне пора,
значит. Смотрю на дверцу свою напоследок, приглядываюсь, а там защелка такая
была и она, оказывается, открыта. Вот уж, откуда только силы взялись. В миг
вспорхнула и с лету об дверцу, та настежь, я в окно, как раз проветривали
везде после гулянки. Снова стала я птица вольная в просторе беспечном и дней
своих не считаю. Вспоминается иногда мне та клетка купеческая и думаю я,
может, стоило бы мне почаще защелку на дверце той проверять или песни другие
петь, так, глядишь бы, и дня, может, не просидела. Да что уж тут о былом,
только жизнь портить.
Выслушал этот рассказ цыган, голову обхватил руками, задумался и
говорит:
- А что за песня тогда была? Напой, если вспомнишь.
- Как мне ее позабыть? Я с тех пор только ее и пою, вот и тебе сразу,
как прилетела, спела, - ответила цыгану птичка и спорхнула с окошка, как ее
тут и не было.
Встал тогда цыган с места, к двери железной подошел и подергал. Но
только часовой на него из-за двери рявкнул: "Шалишь!"
Вернулся он обратно и снова загоревал, думает, - Вот уже и с ума схожу;
птички-песенки, старуха с гребнем, кутеж купеческий, скоро и мишка ученый
мне тут в камере мазурку спляшет и насовсем смешно станет, никакой воли не
нужно, знай чертей по углам гоняй, да вшей щелкай. Грустит так, а самому в
голову все какой-то мотивчик веселенький лезет - не отмахнешься. - А