"Макс Фрай. Энциклопедия мифов (том 2, К-Я)" - читать интересную книгу автора

Алиса. - Неужели ты боишься вида крови? Никогда бы не подумала.
- При чем тут вид крови? - я рассеянно бродил по холлу в поисках своей
любимой куртки. - Все гораздо хуже: это мертвое тело сводит на нет мою
концепцию тутошнего мироустройства. Помнишь, какая у меня была уютная,
аккуратная концепция? Твоя история про мертвеца на рынке камня на камне от
нее не оставляет. Пока я понимаю сей факт лишь умозрительно, поэтому все в
порядке. Как только я своими глазами увижу труп, мое личное небо обрушится
на мою личную землю. Потому что концепция мира - это в каком-то смысле и
есть мир, если ты понимаешь, о чем я...
- Глупости, - отрезала Алиса. - Мир - это мир, а концепция - это всего
лишь концепция. Пошли уж, философ-любитель!
- Любитель и есть, зато практик, - огрызаюсь. - А этим мало кто может
похвастаться.


Глава 20. Мухаммад

Мухаммад - обыкновенный смертный человек; он не учен, и от него не
следует требовать чудес; он только "предостерегатель" и "вестник",
"светильник освещающий"...

Литератор X был вынужден убить своего героя Y, поскольку решил
расстаться с издателем Z, обладающим правами на "игрековский" сериал.
Подобные производственные драмы на сцене нашего развивающегося книжного
рынка пока редки, но это - всего лишь вопрос времени.
Принцип, впрочем, понятен: жизнь литературного персонажа недорого
стоит.
"Добрый доктор" сэр Артур Конан Дойл, поражавший друзей-приятелей
своей незлобивостью, хладнокровно прикончил беднягу Шерлока Холмса просто
потому, что тот ему наскучил. Он решил, что две повести и двадцать три
детективных рассказа о сыщике - более чем достаточно для "исторического
романиста", каковым сам сэр Артур искренне себя полагал. "Конфликт" с
издателями в его случае носил совершенно комический характер: Конан Дойл
требовал непомерных гонораров, надеясь, что издатели убоятся разорения и
откажутся от желания публиковать новые истории о Холмсе, а упрямцы,
вздыхая, выворачивали карманы. Пришлось пойти на убийство.
Холмс, впрочем, вскоре воскрес (благодаря не столько требованиям
возмущенной публики, сколько собственной почти мистической незаменимости:
выяснилось, что не только читатели, но и сам автор не может без него
обойтись). Но, как и воскрешение Остапа Бендера, это уже совсем другая
история.
Ильф и Петров переложили ответственность за участь сына
турецкоподданного на призрачные плечи фатума: "В сахарницу были положены
две бумажки, на одной из которых дрожащей рукой был изображен череп и две
куриные косточки. Вынулся череп - и через полчаса великого комбинатора не
стало. Он был прирезан бритвой."
Полагается считать эту историю забавной; я же прочитал ее в детстве
(возможно, слишком рано) и испугался. Судьба с тех пор неизбежно
ассоциируется у меня с очень конкретной, почти осязаемой, а потому особенно
безжалостной ильфопетровской сахарницей. Писатели, конечно, поступили