"Дик Фрэнсис. Осколки" - читать интересную книгу автора

возможности избавлять ее от назойливых соболезнований. И не только я. В эти
дни и Мэриголд, и Уортингтон, и даже дети проявляли чудеса воспитанности и
такта. Я подумал о том, как повеселился бы Мартин, узнав, насколько
улучшились манеры его семейства благодаря его безвременной кончине.
Прайам некоторое время побушевал, но в конце концов мне удалось
разобрать, что он предлагает свои услуги в качестве распорядителя. Я
вспомнил его невольные слезы и включил его в список. А заодно спросил, не
упоминал ли Мартин в пятницу, перед тем как заехать ко мне домой, что ему
должны передать на скачках какую-то кассету.
- Вы уже спрашивали об этом в тот день, когда он погиб, - с
раздражением ответил Прайам. - Еще раз отвечаю - да! Он сказал, что не уедет
с ипподрома, пока не заберет какой-то пакет, который он должен передать вам.
Я же вам его и отдал, разве вы забыли? Я привез его в Бродвей, когда вы его
забыли в машине, в кармане плаща... Ну ладно, Джерард, до завтра. Передайте
Бомбошке мой поклон.
В тот же вечер накануне похорон Мартина Эдди Пэйн сходил в местную
католическую церковь, покаялся на исповеди во всех своих грехах, былых и
нынешних, и получил прощение и отпущение. Он с достоинством сообщил мне об
этом, когда я прервал на середине его соболезнования Бомбошке. Он ужасно
старался найти кого-нибудь, кто согласился бы поработать вместо него на
ипподроме, ужасно старался, но никого не смог найти. Ничего не поделаешь,
такова жизнь, он не сможет прийти на похороны, какая жалость, он ведь лет
семь работал с Мартином. Судя по голосу, Эдди принял для храбрости с
полбутылки виски, прежде чем позвонить. Иначе бы он сообразил, что на
похороны Мартина его бы с ипподрома отпустили охотнее, чем на похороны
родной бабушки.
И опять же в тот самый вечер, накануне похорон Мартина (хотя я об этом
узнал несколько позже), Роза, дочка Эда Пэйна, сообщила компании отчаянных и
безжалостных негодяев, как вытрясти из Джерарда Логана тайну, которую он
узнал на скачках в Челтнеме.

Глава 3

В первый четверг января, на шестой день нового тысячелетия, я, Прайам
Джоунз и четверо отставных жокеев-стиплеров внесли гроб Мартина в церковь и
потом опустили его в могилу.
Светило солнце. Сверкали ветки, покрытые инеем. Бомбошка выглядела
совершенно неземной, Мэриголд была практически трезва, Уортингтон снял свою
шоферскую фуражку, почтительно обнажив лысину, четверо детей постучали
кулачками в стенку гроба, словно надеялись разбудить отца, Ллойд Бакстер
произнес краткую, но достойную надгробную речь. Весь мир скачек, от
распорядителей Жокейского клуба до служителей, разравнивающих дерн, сперва
теснился на скамьях в церкви, а потом высыпал на холодное кладбище рядом с
храмом, наступая на поросшие мхом старинные плиты. Мартина уважали, и все
явились отдать ему последние почести.
Места для новых захоронений находились на склоне холма, примерно в миле
от церкви, и погребальная процессия прибыла туда на катафалке и в тяжелых
лимузинах, тянущихся следом. Бомбошка плакала среди погребальных венков, в
то время как человека, с которым она ежедневно ссорилась, медленно опускали
в тихую, гостеприимную землю, и я, которому пришлось организовывать вторые