"Дик Фрэнсис. Движущая сила" - читать интересную книгу автора

позволяла.
- Договорились, - сказал я.
- Вот и хорошо. - Она слегка улыбнулась, скорее глазами, чем губами.
Для нее это было все равно что закрепить договоренность рукопожатием.
Вернувшись домой, я попил кофе, съел кукурузные хлопья, поговорил с
Харвом, потом с Джоггером ("Ни одной птичке ничего не сболтнул в
пивнушке"), проверил дневной график и снова перетасовал водителей, засадив
Дейва и Джоггера за руль.
Как Фил ни упирался, я перебросил его на девятиместный фургон, а сам
сел за руль его шестиместного, который должен был собрать лошадей для
скачек с препятствиями из трех разных конюшен и отвезти их вместе с
конюхами в Сандаун на скачки, назначенные на вторую половину дня.
Я уж и не помню, сколько раз приходил первым к финишу в скачках с
препятствиями на сандаунском ипподроме. Его скаковая дорожка настолько
врезалась в мою память, что я, наверное, смог бы пройти ее с завязанными
глазами. Во всяком случае, в моих бесконечных снах я вполне справлялся со
всеми ее сложностями. Именно этот ипподром будил во мне безысходную тоску
по тому тесному мирку, который я потерял, по той интимной, тело к телу,
близости с мощным сгустком энергии, слиянию духа, мужества и
целеустремленности. Разговаривая с посторонними, можно утверждать, что
скачки - такая же работа, как и любая другая, но при более близком
рассмотрении становится ясно, что это не правда. Преодоление препятствий на
лошади на скорости в тридцать и больше миль в час лично меня приводило в
такой душевный восторг, какого я никогда не испытывал в других ситуациях.
Каждому свое, так я думал. По мне - высокие препятствия и мощные лошади.
Теперь я чувствовал себя в Сандауне чужим. Обидно, ничего не скажешь,
но это горькая правда, как ни крути.
Как и договаривались, Патрик Винейблз ждал меня у весовой.
Начальник службы безопасности на скачках был высок и худ, глаза имел
вполне подходящие, ястребиные, и - ходили слухи - в свое время занимался
"чем-то в контрразведке", хотя никаких подробностей никто не знал.
Ипподромовские остряки утверждали, что он является помесью детектора лжи и
пиявки, так как никому еще не удавалось его одурачить или отвязаться от
него.
Как и многие до него, он руководил своим сравнительно небольшим
отделом умело и решительно, и в огромной степени благодаря его усилиям дела
на скачках велись относительно честно. Он нюхом чувствовал всяческие
хитрости еще до того, как они приходили кому-то в голову.
Он поприветствовал меня с той небрежной дружелюбностью, которую
никогда не стоило путать с доверием, и, взглянув на часы, сказал:
- У тебя пять минут, Фредди. Хватит? Подразумевалось: будь краток.
Поставленный в такие рамки и видя, что у него нет времени, я начал
колебаться, стоило ли мне вообще затевать это дело с советами.
- Ну, не так уж все и важно, - промямлил я. Мои колебания имели
обратный эффект: посмотрев на меня более внимательно, он велел мне
следовать за ним и через весовую привел в маленькую комнату, где, кроме
стола и двух стульев, практически ничего не было.
Закрыв дверь, он приказал:
- Садись и выкладывай.
И я рассказал ему о трех ящиках, которые Джоггер уже успел найти под