"Мишель Фуко. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности" - читать интересную книгу автора

сложились в истории (самое большее, на что способна эта эксгумация,- это
изменить историческое знание, которое мы имеем об их генезисе). Напротив,
появление такого текста, как
37

{i}Эскиз{/i} Фрейда,- и в той мере, в какой это есть текст Фрейда,-
всегда содержит риск изменить не историческое знание о психоанализе, но его
теоретическое поле, пусть даже это будет только перемещением акцентов в нем
или изменением его центра тяжести. Благодаря таким возвращениям,
составляющим часть самой ткани дискурсивных полей, о которых я говорю, они
предполагают в том, что касается их автора - "фундаментального" и
опосредованного,- отношение, отличное от того, что какой-либо текст
поддерживает со своим непосредственным автором.
То, что я сейчас наметил по поводу этих "установлений дискурсивности",
разумеется, весьма схематично. В частности - и те различия, которые я
попытался провести между подобным установлением и основанием науки. Не
всегда, быть может, легко решить, с чем имеешь дело: с одним или с другим,-
и ничто не доказывает, что это две разные процедуры, исключающие друг друга.
Я попытался провести это различение только с одной целью: показать, что
функция-автор, функция уже непростая, когда пробуешь ее засечь на уровне
книги или серии текстов за одной подписью, требует новых дополнительных
определений, когда пробуешь проанализировать ее внутри более широких единств
- внутри групп произведений или внутри дисциплин в целом.
Я очень сожалею, что не смог предложить для обсуждения ничего
позитивного, чего-то большего, нежели только направления возможной работы,
пути анализа. Но я чувствую свой долг сказать в заключение хотя бы несколько
слов о причинах, по которым я придаю всему этому определенное значение.
Подобного рода анализ, будь он развернут, мог бы, пожалуй, стать введением к
некоторой типоло-
38
гии дискурсов. Мне и в самом деле кажется, по крайней мере при первом
подходе, что подобная типология не могла бы быть создана исходя лишь из
грамматических характеристик дискурсов, их формальных структур или даже их
объектов; существуют, несомненно, собственно дискурсивные свойства или
отношения (не сводимые к правилам грамматики и логики, равно как и к законам
объекта) и именно к ним нужно обращаться, чтобы различать основные категории
дискурсов. Отношение к автору (или отсутствие такого отношения), равно как и
различные формы этого отношения, и конституируют, причем вполне очевидным
образом, одно из этих свойств дискурса.
С другой стороны, я считаю, что в этом можно было бы усмотреть также и
введение в исторический анализ дискурсов. Возможно, настало время изучать
дискурсы уже не только в том, что касается их экспрессивной ценности или их
формальных трансформаций, но и с точки зрения модальностей их существования:
способы обращения дискурсов или придания им ценности, способы их атрибуции и
их присвоения - варьируют от культуры к культуре и видоизменяются внутри
каждой; способ, которым они сочленяются с социальными отношениями, более
прямым, как мне кажется, образом расшифровывается в действии функции-автор и
в ее модификациях, нежели в темах или понятиях, которые они пускают в ход.
Точно так же, разве нельзя было бы, исходя из такого рода анализов,
пересмотреть привилегии субьекта? Я хорошо знаю, что, предпринимая