"Фредерик Форсайт. Поводырь" - читать интересную книгу автора

мысль, что виноват не приборист, а электрик. Затем я попытался оценить то
положение, в котором оказался.
Как говорил нам старый летун сержант Норрис, в подобных ситуациях
прежде всего следует снизить крейсерскую скорость, уменьшив частоту вращения
двигателя.
"Нам совсем незачем транжирить драгоценное топливо, не так ли, господа?
Нам оно еще может пригодиться. Поэтому мы уменьшим число оборотов с 10 000 в
минуту до 7200. В этом случае мы будем лететь с меньшей скоростью, но зато
мы дольше продержимся в воздухе, не так ли джентльмены?" Сержант Норрис, он
всегда давал нам всем сразу почувствовать себя в аварийной ситуации. Но увы,
счетчик оборотов также работал от электроэнергии, и я очень много потерял с
выходом из строя предохранителя. Пришлось положиться на свой слух и,
кажется, мне удалось уловить ту ноту, на которую перешел Гоблин при частоте
оборотов 7200 в минуту. Самолет замедлил полет, нос слегка задрался вверх,
пришлось закрылками выровнять машину.
Кроме компаса, перед глазами пилота находятся пять основных приборов -
курсовой указатель скорости, высотомер, индикатор крена (показывающий крен
самолета вправо или влево), индикатор бокового скольжения (показывающий
скольжение самолета по воздуху вбок, как краба по песку) и индикатор
вертикальной скорости (который показывает - теряет самолет высоту или
набирает ее и если да, то с какой скоростью). Последние три прибора работают
на электроэнергии и, естественно, они составили компанию моему компасу. У
меня остались два пневматических прибора - курсовой указатель скорости и
высотомер. Другими словами, я знал, как быстро я лечу и как высоко нахожусь.
Вполне возможно посадить самолет с помощью только этих приборов,
учитывая остальные параметры, используя самое старое навигационное
оборудование - человеческий глаз. Но для этого необходимы хорошие погодные
условия, безоблачное небо и дневное время суток. Это возможно, в принципе
возможно, хотя вряд ли кому-либо можно порекомендовать попробовать вести
скоростной реактивный самолет, производя счисление пути, уставив глаза вниз,
чтобы идентифицировать изгиб береговой линии там, где он имеет характерный
рисунок, пытаться заметить водоем своеобразной формы, отражение света в
реке, о которой штурманская карта, болтающаяся на бедре, говорит, что это
Уз, Трент или Темза. С меньшей высоты летчик, если, конечно, он неплохо
знает местность, может отличить Нориджский Собор от башни Собора в
Линкольне. Но ночью это невозможно.
Единственное, что можно различить ночью, даже яркой лунной ночью, на
поверхности земли - это огни. Причем каждый город имеет свои огни. Сверху
Манчестер выглядит иначе, чем Бирмингем; Саутгемптон можно узнать по форме
его массивной гавани и темной полосе пролива Солент (ночью море выглядит
черным), лежащей на золотом ковре городских огней. Я отлично знал Норвич и,
если бы мне удалось распознать большую выпуклость побережья Норфолка,
которое идет кругляком от Ярмута до Кромера, я бы нашел Норидж -
единственную россыпь огней, удаленную на двадцать миль от любой точки
побережья. В пяти милях к северу от Нориджа, я знал, была расположена база
ВВС Мерриэм Сент Джордж, чей красный маячок посылает в ночь свои
опознавательные сигналы на азбуке Морзе. Мне не составило бы труда безопасно
приземлиться здесь, если бы они, заметив мой самолет, включили свои огни.
Я начал постепенно снижаться навстречу приближающемуся побережью, мой
мозг лихорадочно рассчитывал, сколько времени потеряно из-за сниженной