"Теодор Фонтане. Эффи Брист " - читать интересную книгу автора

у тебя шуба. Но позволь мне лишь заметить, что этого я не советую. Шуба
более к лицу пожилым людям, даже твоя старенькая мама слишком молода для
шубы. И если ты в свои семнадцать лет появишься в кунице или норке, кессинцы
примут это за маскарад.
Так они говорили 2 сентября. Разговор не был продолжен, потому что был
как раз День Седана*. Их прервал звук труб и барабанов, и Эффи, которая еще
раньше слышала о предполагаемой процессии, но опять о ней забыла, немедленно
бросилась прочь от их общего рабочего стола, мимо круглой площадки и пруда
на маленький надстроенный на кладбищенской стене балкончик, куда вели шесть
ступенек, немногим шире, чем у садовой лестницы. В мгновение ока она была
наверху, и действительно, уже приближалась вся школьная молодежь. Янке важно
выступал на правом фланге, а маленький тамбур-мажор --- далеко впереди, во
главе процессии, с таким выражением лица, словно ему предстояло провести под
Седаном вторую битву. Эффи помахала платком, и тот, кого она приветствовала,
не преминул отсалютовать ей тростью с блестящим набалдашником.
Неделю спустя мать и дочь вновь сидели на старом месте, поглощенные
своей работой. Был чудесный день. Гелиотропы, росшие на узорной клумбе
вокруг солнечных часов, цвели, и легкий ветерок доносил их аромат.
- Ах, как я счастлива,-- сказала Эффи.-- Мне так хорошо, что лучше не
может быть даже на небе. И кто его знает, будут ли у нас на небе такие
прекрасные гелиотропы.
- Что ты, Эффи, нельзя так говорить: это у тебя от папеньки, для него
ничего нет святого. Недавно он даже сказал, что Нимейер похож на Лота*.
Неслыханно. А что это значит? Во-первых, он не знает, как выглядел Лот, а
во-вторых, это - ужасная бестактность по отношению к Гульде. Счастье, что у
Нимейера только одна дочь, поэтому всякое сравнение само собой отпадает.
Только в одном он, конечно, прав, я имею в виду его слова о "жене Лота",
нашей доброй госпоже пасторше, которая со свойственной ей глупостью и
дерзостью опять уничтожала нас в течение всего Дня Седана*. Кстати, я
припоминаю, что, когда Янке со школой проходил мимо, мы прервали наш
разговор. Знаешь, я никак не могу поверить, что шуба, о которой ты мне тогда
сказала, была единственным твоим желанием. Сокровище мое, позволь узнать,
что у тебя не сердце!
- Ничего, мама.
- Так-таки и ничего?
- Нет, в самом деле, ничего! Я говорю совершенно серьезно... Но если я
и думаю о чем, так это...
- Ну...
- ...так это о японской ширме для нашей спальни, черной и с золотыми
птицами, все с длинными журавлиными клювами... И еще, может быть, о
подвесной красной лампе, тоже для спальни.
Госпожа фон Брист молчала.
- Ну, вот видишь, мама, ты молчишь и смотришь на меня так, будто я
сказала несуразное.
- Нет, Эффи, ничего в этом нет несуразного. А для твоей матери - и
подавно. Ведь я же тебя знаю. Ты - маленькая фантазерка, с любовью рисуешь
себе картины будущего, и чем они красочней, тем красивей и заманчивей тебе
кажутся. Я это сразу подметила, когда мы покупали дорожные вещи. Теперь ты
представляешь себе чудесную сказочную обстановку в красном полумраке. Тебе
будет мерещиться сказка, и принцесса в этой сказке - ты.