"Теодор Фонтане. Эффи Брист " - читать интересную книгу автора

требовала их от каждого. Причем обороты вроде: "Гертруда и Клара шлют тебе
вместе со мной свои сердечные пожелания" - были строго запрещены. Нет, если
Гертруда и Клара желают остаться ее подругами, пусть каждая из них в
отдельности пришлет ей письмо, и каждое - с почтовой маркой, по возможности
с маркой иностранного государства, из Карлсбада или Швейцарии, так как день
рождения Эффи приходился как раз на курортный сезон.
Инштеттен действительно, как и обещал, писал каждый день. Его письма
были особенно приятны еще и потому, что сам он просил отвечать ему коротко и
всего лишь один раз в неделю. Эти ответы он получал также регулярно. Они
были очаровательно малы и каждый раз восхитительны по содержанию. О более
серьезных вопросах: о предстоящих свадебных торжествах, о приданом и о
делах, касающихся хозяйства,-- писала своему зятю госпожа фон Брист.
Инштеттен, который вот уже три года как служил ландратом, обставил свой дом
в Кессине если не блестяще, то, во всяком случае, вполне прилично, и по его
письмам можно было воссоздать полную картину всего, что там было, чтобы не
приобрести ничего лишнего. Наконец, когда госпожа фон Брист получила полное
представление обо всем, что ей хотелось узнать, мать и дочь решили съездить
в Берлин и закупить там, как выразился господин Брист, "Trousseau" (Приданое
(франц.)) принцессы Эффи. А та была в восторге от предстоящей поездки в
Берлин, тем более что отец разрешил им остановиться в "Ноtel du Nord"*.
"Деньги, которые пойдут на это, можно удержать из твоего приданого. У
Инштеттена и так есть все, что нужно". В полную противоположность своей
матери, навсегда запретившей мужу подобные "остроты дурного тона", Эффи,
даже не заботясь о том, в шутку или всерьез это сказано, радостно
согласилась с отцом. Ее мысли были гораздо больше заняты тем, какое
впечатление произведут она и ее мать своим появлением за табльдотом, чем
"Шпином и Менке", "Гошенгофером" и другими подобными им фирмами, где
надлежало делать покупки. Светлые мечты Эффи осуществились, когда настала их
великая берлинская неделя. Кузен Брист из Александрийского полка, необычайно
шаловливый юный лейтенант, который выписывал "Флигенде блет-тер" * и вел
специальную запись наиболее остроумных анекдотов, предоставил себя на все
свободное от службы время в полное распоряжение обеих дам. И вот они сидели
вместе с ним у углового окна кондитерской Кран-цлера или (в соответствующее
время) в кафе Бауера*, а после обеда отправлялись в зоологический сад
смотреть жираф, о которых кузен Брист (кстати, его звали Да-гоберт) любил
говорить, что они напоминают ему благородных старых дев. Время проходило в
строгом соответствии с намеченной программой. Так, на третий или на
четвертый день они, как и собирались, пошли в Национальную галерею, потому
что Дагоберт хотел показать своей кузине "Остров блаженных"*. Хотя фрейлейн
кузине. и предстоит в ближайшее время выйти замуж, может быть ей все-таки не
мешает заблаговременно познакомиться с "Островом блаженных". За что получил
от тетки затрещину веером, сопровожденную, впрочем,: столь милостивым
взглядом, что у молодого человека не было никакого основания переменить тон.
Это было поистине блаженное время для всех троих, как для дам, так и
для кузена, прекрасно исполнявшего обязанности гида и умевшего ловко
сглаживать всевозможные мелкие разногласия. В подобных разногласиях во
мнении между матерью и дочерью, как водится, не было недостатка, но все они,
к счастью, ни в коей мере не относились к их покупкам. В каком бы количестве
ни приобретались отдельные вещи - шесть дюжин или три дюжины, - Эффи была
одинаково со всем согласна, а когда по дороге домой возникал разговор о