"Владимир Фомин. Белая ворона (Повесть моей матери) " - читать интересную книгу автора

ночь. Я, студентка шестого курса Ивановского медицинского института, не
испытывала никакого страха перед родами и с нетерпением ожидала появления
ребенка: кто он, мальчик или девочка, на кого похож? Нас учили, что роды -
это естественный процесс, сопровождающийся некоторыми терпимыми болевыми
ощущениями, а то, что женщины кричат - так это больше от страха, чем от
боли, и поэтому задача врачей - проводить психотерапию для снятия страха. А
как же описание ужасов родов у классиков литературы? Нам отвечали, что это
художественный вымысел. Я с некоторым презрением смотрела на кричащих
рожениц. "Это от глупости", - думала я. - "Уж я то кричать не буду".
В начале схватки были редкими и малоболезненными, затем все чаще и все
больнее. Я не кричала и не орала, потому что кричат и орут люди. Я же,
превратившись от боли в обезумевшее животное, верещала, подобно тому, как
верещат кошки, которых нечаянно захлопнули в дверях. Только громкость и
длительность звука была усилена в десятки раз. В предродовой палате
находилась еще одна женщина, рожавшая второй раз. Она спокойно лежала и
тихонько постанывала. В окна светила полная луна, в палате было светло. Я
же, потеряв человеческий облик, ничего не стыдясь, в белой рубашке, с
растрепанными волосами, то ложилась в кровать, то вскакивала и носилась по
палате в свете луны. Муки становились все нестерпимее, и на этом фоне
мелькнула мысль, что у меня что-то не так, как надо. Ведь говорили, что боли
должны быть незначительными, да и я на практических занятиях по акушерству
никогда не слышала, чтобы так верещали. Вспомнила, что иногда плод разрезают
на части и вынимают по частям, если он не может выйти самостоятельно. В этот
момент я не испытывала жалости к кусочку мяса, находящемуся во мне, к
косвенной причине моих мук. Вспомнила кошку, которая иногда сжирает своих
только что родившихся котят - эта кошка, наверное, тоже так замучилась, что
возненавидела их..
В эту ночь, наверное, в роддоме не спал никто. На все просьбы дать хотя
бы таблетку анальгина для обезболивания акушерки не реагировали. Наконец,
пришли и дали какой-то препарат. Боль прошла, но сковало все мышцы,
парализовало мышцы гортани и языка. Мне стало трудно дышать. Возник страх
смерти. "Если я не смогу дышать, я же умру через пять минут". Я хотела
крикнуть "Помогите!", но язык не шевелился, голоса не было, раздавалось
только шипение. Затем эти явления прошли, я съела шоколадку, и меня тут же
вырвало.
Боли вскоре возобновились с удвоенной силой, и я, будучи атеисткой,
вспомнила о боге и о грехе: "Это мне наказание за грехи, за те сильные и
необычные ощущения, которые я испытывала от общения с мужчиной". Я просила
прощения у бога, и клялась больше никогда не заниматься таким греховным
делом. И в дальнейшем у меня пропал всякий интерес и влечение к мужчине на
долгие годы, я стала бесчувственной. Я как бы выполнила свой долг перед
природой, родив единственного сына, и природа, поставив на этом точку,
оставила меня в покое.
К рассвету боли уменьшились, и меня перевели из предродовой палаты в
родовую, где я еще час или полтора лежала на столе, но уже не мучаясь
болями. Начались потуги. Стол окружили несколько человек. Мне говорили:
"Тужься, тужься, еще, еще!". Я тужилась изо всех сил, но мне повторяли:
"Еще, еще!". Я почувствовала, как разрываются ткани моего тела, но по
сравнению со схватками разрыв тканей и последующее зашивание их без
обезболивания показались мне не сильнее укуса комара.