"Уильям Фолкнер. Все они мертвы, эти старые пилоты" - читать интересную книгу автора

пятичасовой уже прошел, они копаются в своих садиках - и тоже, пожалуй, без
особого успеха, - худощавые мужчины, некогда сурово-важные, а теперь
сурово, втемную, пьющие, потому что они узнали: смерть - вовсе не
обязательно тот вековечный покой, о котором им когда-то рассказывали. Вот
почему эта история неполна и мозаична: серия кратких вспышек, высветивших
на миг - без глубины, без перспективы - грозное предзнаменование, контурный
образ того, что расе суждено испытать, когда блеснет на мгновение ее
громовая слава.



II


В восемнадцатом году я служил в штабе авиабригады, пытаясь привыкнуть
к протезу, и, кроме всего прочего, досматривал письма личного состава
бригады. Сама по себе служба была не плохая: она не отнимала много времени,
и я мог экспериментировать с синхрофотоаппаратом. И все же... вскрывать и
читать письма - кое-как, школьным почерком, с грамматическими ошибками
нацарапанные записки мамам и возлюбленным, заполненные благородным враньем.
И все же... слишком уж она тяжкая, слишком долго тянется, эта война. Я
думаю, что даже вершители судеб (не штабисты, не генералы, а те, кто
действительно вершат историю) - даже они временами впадают в тоскливую
скуку. А ведь именно скука бывает причиной мелких, дурацких шуточек.
Иногда я наведывался в эскадрилью, стоявшую под Амьеном, - пилоты этой
эскадрильи летали на "кэмелах", - чтобы потолковать с сержантом-оружейником
о синхронизации пулеметов. Эскадрильей командовал Спумер, а его дядя,
кавалер Ордена Подвязки, был корпусным генералом, и Спумера, капитана
гвардии, наградили сначала "Звездой" за бои при Монсе {2}, потом орденом
"За боевые заслуги", а потом он получил эскадрилью истребителей, хотя
третий значок на его кителе, "крылышко", означал, что Спумер наблюдатель, а
не пилот.
В четырнадцатом году он был курсантом Сэндхерста {3} - здоровяк с
румяным лицом и бледно-голубыми глазами, - и я почти вижу, как дядюшка
вызывает племянника к себе, чтобы сообщить ему приятную новость. Они,
вероятно, сидят в дядюшкином клубе (дядюшка тогда командовал бригадой и был
срочно отозван из Индии), глядя друг на друга через стол, и на улице вопят
мальчишки, продающие газеты, и дядюшка, генерал, говорит: "Наконец-то наша
армия научится воевать. Будь добр, передай мне вино".
Я думаю, генерал был порядком раздражен - если не разъярен, - когда
понял, что ни немцы, ни британское министерство внутренних дел не желают
вести войну по рецептам генералов. Спумер к тому времени уже побывал в
Монсе и вернулся со своей "Звездой", хотя, по словам Фолленсби, его послал
туда дядюшка, - потому, мол, что эту медаль, в отличие от других, надо
получать лично; а уж потом генерал перевел племянника в свой штаб и дал ему
возможность выслужить орден "За боевые заслуги". Потом дядюшка снова послал
Спумера в Бельгию, туда, где можно ухватить за хвост удачу. Но возможно,
Спумер сам туда попросился. Мне хочется думать именно так. Мне хочется
думать, что он сделал это patria {Ради родины - лат.}, хотя я знаю, как
глупо восхвалять храбрость или клеймить позором трусость: ведь в каждом