"Уильям Фолкнер. Сарторис (Роман. 1929)" - читать интересную книгу автора

исполинами, что не могли ни очень долго существовать, ни, умерев, бесследно
исчезнуть с планеты, созданной и приспособленной для тварей более
ничтожных. Старый Баярд сидел с трубкой в руке.
- Зачем же ты принес мне ее через столько лет? - спросил он тогда.
- Я хранил ее у себя, сколько мне полковник наказывал, - отвечал
старик Фолз. - Богадельня неподходящее место для его вещей, Баярд. А мне
ведь уже девяносто четвертый пошел.
Некоторое время спустя он собрал свои узелки и отправился восвояси, но
старый Баярд все еще продолжал сидеть и, держа в руке трубку, тихонько
поглаживал ее большим пальцем. Вскоре Джон Сарторис тоже ушел или, вернее,
удалился туда, где умиротворенные покойники созерцают блистательное
крушение своих надежд, и тогда старый Баярд встал, положил трубку в карман
и взял сигару из ящичка на каминной полке. Когда он чиркнул спичкой,
открылась дверь, и человек с зеленым козырьком над глазами вошел в комнату
и направился к нему.
- Саймон здесь, полковник, - произнес он голосом, лишенным всякого
выражения.
- Что? - спросил Баярд поверх спички.
- Саймон приехал.
- А! Хорошо.
Человек повернулся и вышел. Старый Баярд бросил спичку в камин, сунул
сигару в карман, запер конторку, взял лежавшую на ней черную фетровую шляпу
и двинулся вслед за ним из комнаты. Человек с козырьком и кассир работали
за барьером. Старый Баярд проследовал через вестибюль, отворил дверь,
завешенную зелеными жалюзи, и появился па улице, где Саймон, в полотняном
пыльнике и допотопном цилиндре, держал под уздцы пару меринов, блестевших в
лучах весеннего солнца. На обочине стояла коновязь - старый Баярд,
брезгливо отмахивавшийся от технического прогресса, не разрешил ее срыть,
-- но Саймон никогда ею не пользовался. До тех пор, покуда дверь не
открывалась и из-за опущенных жалюзи с потрескавшейся золотой надписью
"Банк закрыт" не появлялся Баярд, Саймон сидел на козлах, держа в левой
руке вожжи, а в правой сложенный кнут; посередине его черной физиономии
лихо торчала под немыслимым углом неизменная и явно несгораемая сигара, и
он монотонно вел бесконечный любовный разговор с начищенной до блеска
упряжкой. Саймон баловал лошадей. Перед Сарторисами он преклонялся, он
питал к ним теплую, покровительственную нежность, но лошадей он любил, и,
попав к нему в руки, самая жалкая заезженная кляча расцветала и делалась
красивой, как окруженная поклонением женщина, и капризной, как опереточная
дива.
Старый Баярд затворил за собою дверь и пошел к коляске, держась
неестественно прямо - один местный житель однажды заметил, что, случись
Баярду споткнуться, он так столбом и рухнет. Несколько прохожих и два или
три торговца, стоявшие в дверях соседних лавок, приветствовали его с
выспренним подобострастием.
Но даже и теперь Саймон не слез с козел. С присущей его расе
склонностью к театральным эффектам он подтянулся, расправил измятые складки
пыльника, каким-то способом сообщил лошадям о наступлении кульминационного
момента драмы, так что они тоже подобрались, вскинули головы, и по их
лоснящимся бокам пробежала дрожь, а когда он кнутовищем прикоснулся к
шляпе, на его морщинистой черной физиономии изобразилось неописуемое