"Уильям Фолкнер. Красные листья" - читать интересную книгу автора

- Их слишком много.
- Это верно, - сказал третий. - Если начать их есть, придется съесть
всех. А есть столько мяса вредно для здоровья.
- Может, у них мясо, как оленина. Тогда это не вредно.
- Ну так перебить тех, что лишние, но не есть, - предложил Иссетиббеха.
Минуту все смотрели на него.
- Зачем? - сказал кто-то.
- Нет, это не годится, - сказал другой. - Этого нельзя. Они нам слишком
дорого стоили. Вспомните, сколько у нас было хлопот - придумывать для них
работу. Надо делать, как белые.
- А как они делают? - спросил Иссетиббеха.
- Разводят негров на продажу. Возделывают побольше земли и сеют маис,
чтобы их прокормить. Мы тоже будем возделывать земли и сеять маис и
разводить негров, а потом продадим их белым за деньги.
- Да, но что мы станем делать с этими деньгами? - спросил третий.
Некоторое время все усиленно думали.
- Там видно будет, - сказал первый. Они сидели на корточках,
глубокомысленно размышляя.
- Но это значит опять работать, - сказал третий.
- Пусть сами негры это делают, - сказал первый.
- Да, пусть сами. А нам вредно потеть. Тело делается сырое. И
открываются все поры.
- И потом в них входит ночной воздух.
- Да. Пусть негры сами. Они любят потеть.
Таким образом, племя стало с помощью негров расчищать еще больше земли
и сеять зерно. Раньше рабы жили в большом загоне с навесом в одном углу,
вроде свиного хлева. Теперь они стали строить отдельные хижины и селить в
них попарно молодых негров и негритянок, чтобы те производили потомство.
Через пять лет Иссетиббеха продал сорок голов работорговцу из Мемфиса и на
вырученные деньги совершил поездку в Европу под руководством своего
новоорлеанского дяди с материнской стороны. Кавалер Сье Блонд де Витри в
это время жил в Париже; это был уже глубокий старик; он потерял все зубы,
носил парик и корсет, и на его набеленном иссохшем лице застыла
насмешливая и глубоко трагическая гримаса. Он занял у Иссетиббехи триста
долларов и за это ввел его в некоторые светские круги; когда год спустя
Иссетиббеха вернулся домой, он привез с собой золоченую кровать и две
жирандоли, при свете которых, говорят, мадам де Помпадур укладывала свою
прическу, а Людовик из-за ее напудренного плеча ухмылялся своему отражению
в зеркале. Еще Иссетиббеха привез пару туфель с красными каблуками,
которые были ему тесны, что неудивительно, так как до своего прибытия в
Новый Орлеан он никогда не носил обуви.
Туфли он привез завернутыми в папиросную бумагу и держал их в
единственном уцелевшем кармане переметной сумы, набитой кедровыми
стружками, вынимая их только изредка, чтобы дать поиграть своему сыну
Мокетуббе. У Мокетуббе уже в три года было широкое, плоское, монгольское
лицо, такое неподвижное, как будто он всегда был погружен в глубокий сон.
Оно оживлялось только при виде туфель.
Матерью Мокетуббе была красивая девушка, которую Иссетиббеха увидел
однажды, когда она работала на бахче. Он остановился и некоторое время ее
разглядывал - ее широкие, плотные бедра, крепкую спину, спокойное лицо. Он