"Уильям Фолкнер. Красные листья" - читать интересную книгу автора

Мокетуббе взял туфли с собой. Он не мог долго их носить, находясь в
движении, даже полусидя в качающихся носилках, поэтому они лежали у него
на коленях на коврике из кожи олененка - старые и уже наполовину
утратившие форму бальные туфли из потрескавшейся лаковой кожи, без пряжек,
с длинными языками на подъеме, с красными каблуками; они лежали на его
тучном, повалившемся навзничь, почти лишенном жизни теле; и весь этот день
по болотам и колючим зарослям носильщики, сменяясь, терпеливо несли на
покачивающихся носилках преступление и то, ради чего оно совершилось, -
ибо убийца еще должен был выполнить свой долг перед убитым. Для Мокетуббе
это было, вероятно, вроде того, как если бы он, сам бессмертный, был
влеком сквозь ад осужденными душами, которые при жизни жаждали его гибели,
а после смерти стали невольными участниками его вечных мук.
Во время недолгих привалов все усаживались в кружок, а в середине
ставили носилки, на которых неподвижный, с закрытыми глазами возлежал
Мокетуббе, и лицо его выражало одновременно блаженство покоя и обреченное
предвидение будущих терзаний; тогда ему опять ненадолго надевали туфли.
Мальчик с трудом натягивал их на его большие мягкие, отекшие ступни, и на
лице Мокетуббе появлялось то грустное, покорное и сосредоточенное
выражение, какое бывает у людей, страдающих несварением желудка. Потом все
снова пускались в путь. Мокетуббе не шевелился; он лишь покачивался в такт
шагам носильщиков и хранил молчание - то ли по неизмеримой своей лени, то
ли черпая стойкость в таких высоких добродетелях, как мужество и сила
духа. Спустя некоторое время носилки опускали на землю и заглядывали ему в
лицо, неподвижное, как у идола, желтое, все в бисеринках пота. И
кто-нибудь - Три Корзины или Луи Черника - говорил: "Снимите с него туфли.
Почесть ему оказана". Туфли снимали. Лицо Мокетуббе не менялось, только
дыхание становилось заметным, - оно вырывалось из его губ с каким-то
всхлипывающим звуком; остальные сидели вокруг на корточках и
переговаривались с прибывающими разведчиками и вестниками.
- Его все нету?
- Все нету. Он идет на восток. К вечеру доберется до устья Типаха.
Тогда повернет назад. Мы его захватим завтра.
- Хорошо бы. И то уж сколько прошло времени.
- Да. Сегодня четвертые сутки.
- Когда умер Дуум, в три дня справились.
- Ну так тот же был старик. А этот молодой.
- Да-а. Бегун он хороший. Если его завтра изловят, я выиграю лошадь.
- Хорошо бы его завтра изловили.
- Да. Неприятная работа.
В этот день на плантации кончилась еда. Гости разошлись по домам и
назавтра вернулись с запасами провизии на неделю. И в этот же день
Иссетиббеха начал смердеть, и к полудню, когда зной-усилился, ветер стал
разносить смрад далеко вверх и вниз по реке. Но негра не поймали ни в этот
день, ни в следующий. На шестой день к вечеру явились разведчики и
донесли, что на следу негра обнаружена кровь. Он поранил себя.
- Надеюсь, не сильно, - сказал Три Корзины. - Мы не можем послать с
Иссетиббехой слугу, от которого ему не будет никакого проку.
- И за которым Иссетиббехе, пожалуй, еще самому придется ухаживать, -
сказал Черника.