"Павел Флоренский. Соль земли (Сказание о жизни Старца Гефсиманского Скита иеромонаха Аввы Исидора) " - читать интересную книгу автора

солдат. О. Варнава радушно принял его и подарил на память ему святое
Евангелие, которое сам получил в подарок от Старца своего Даниила.
Последний, узнав происшедшее, призвал своего послушника, спросил его о св.
Евангелии и, когда о. Варнава сказал всю правду, то Старец Даниил
разгневался и не велел послушнику показываться к нему на глаза. Тут-то и
помог о. Исидор. С глубокой скорбью пришел о. Варнава к своему другу и
учителю (о. Исидор учил о. Варнаву читать по черточкам, то есть по -
ударениям) и поведал свое горе, не видя возможности исправить случившегося.
Но о. Исидор нашелся. "Не тужи, - сказал он, - есть у меня такое Евангелие;
ты возьми его и отдай солдату, который еще в гостинице, а свое у него
возьми. Потом вместе пойдем к Старцу просить прощения". Так и сделали. На
коленях пред Старцем Даниилом молил о прощении своего друга о. Исидор, в то
время как виноватый плакал. Старец смягчился от такой умилительной просьбы и
примирился с о. Варнавою.

ГЛАВА 8, из которой чистосердечный читатель усмотрит, что великое
смирение о Духе Святом сочетается с великой независимостью

Да будет тебе ведомо, внимательный читатель, что великая скромность и
глубокое смирение обитало в сердце Отца нашего Старца Исидора. Он редко
говорил о своих делах Бога для, да и то только ради назидания; вообще же
скрывал их. Никогда он не выставлялся, никогда не говорил о себе так, чтобы
поставить себя выше собеседника. Добро свое он скрывал не только от других,
но и от себя самого: сделал и, как бы, забыл о сделанном. Воистину, по слову
Господа Иисуса Христа, Спасителя Нашего, правая рука его не знала, что
делает левая. Потому он никогда не мнил о себе, но всегда считал себя за
ничто и совершенно искренне был уверен, что хуже его нет ни одного человека.
Иногда в сердце собеседника, присидевшего Авве Исидору, взыгрывалась радость
при созерцании этой плото-носной небесной красоты; бывало, что с уст
срывалося восклицание: "Батюшка, какой Вы хороший!" Но Авва с недоуменным
видом отрицался: "Ну, какой хороший, - дурной, последний человек".

В Авве не было гордости. Каждого он мог просить, пред каждым мог даже
стать на колени, каждому мог целовать руку, если того требовало духовное
врачевание. Смирял же себя он без напряжения и без надлома, - просто, как
будто самосмирение дело обыкновенное. Но великое духовное смирение
сочеталось в о. Исидоре с великою независимостью. Для сего Старца не было
человека, пред которым он возгордился бы, сколь ни был бы этот человек
ничтожен и презренен и грешен. Но для Старца не было также и такого
человека, ради которого он изменил бы самому себе, сколько бы ни был он
влиятелен и чиновен. Пред всеми Авва говорил то, что думал; а пред людьми
именитыми - в особенности. И еще да будет ведомо тебе, читатель, что Авва
никого не боялся, ни пред кем не искательствовал, ни для кого не забывал
своего достоинства человеческого, всегда чувствовал себя самовластным,
свободным и подчинялся одному лишь Богу.

Так, еще в бытность свою безусым и безбородым келейником Наместника
Лаврского Антония, однажды он вмешался в разговор его с Митрополитом
Московским Филаретом15. Великий Иерарх и мудрый Наместник сидели за чаем и
думали сообща о необходимости вселенского собора и о соединении с