"Ф.Скотт Фицджеральд. Мой невозвратный город" - читать интересную книгу автора

которые поставлял всей стране Нью-Йорк, большей частью обитали и трудились
люди одинокие и совсем не такие уж веселые. Актеры кино походили на нас
тем, что тоже жили в Нью-Йорке и не становились частью его. Их жизнь сама
по себе была довольно бессмысленной и лишенной центра; когда я первый раз
разговаривал с Дороти Гиш, меня не покидало ощущение, что мы стоим вдвоем
на Северном полюсе и идет снег. С той поры люди кино нашли для себя
собственный дом, но не Нью-Йорку было суждено им стать.
Иногда мы со скуки начинали воспринимать свой город извращенно, как
герои Гюисманса. Днем в одиночестве мы сидели по своим квартирам и жевали
сандвичи с оливками, запивая их виски "Бушмилл" - подарком Зои Аткинс, а
затем устремлялись в наш наново околдованный город, странными подъездами
попадали в странные квартиры и метались от адреса к адресу на такси сквозь
теплую ночь. Наконец-то Нью-Йорк и мы были нечто единое, мы тащили его за
собой, в какую бы дверь ни вошли. Даже и теперь, когда я вхожу к
кому-нибудь, нередко мне кажется, что я уже бывал здесь, а может быть,
этажом выше или ниже - только вот когда это было? Возможно, в тот вечер,
когда я смотрел в театре "Скандалы" и вздумал раздеться? Или в ту ночь,
когда (как, к моему изумлению, сообщила утренняя газета) "Фицджеральд сбил
с ног полицейского по эту сторону рая"? Я не умею восстанавливать ход
событий по запомнившимся фрагментам, и напрасно я пытался дознаться, каким
же образом дело, происходящее в Уэбстер-холле, приняло подобный оборот.
Наконец, от этого времени я сохранил в памяти одну поездку на такси к
концу дня, когда небо над высокими зданиями переливалось розовыми и
лиловыми тонами. Я ехал и распевал во все горло, потому что у меня было
все, чего я хотел, и я знал, что таким счастливым я уже Польше не буду
никогда.
В Нью-Йорке наше положение было достаточно шатким, и вот наглядное
свидетельство: когда настало время родиться нашей дочери, мы на всякий
случай предпочли уехать на родину, в Сент-Пол, - нам не хотелось, чтобы
ребенок появился на свет среди всего этого блеска и одиночества. Но год
спустя мы вернулись и принялись делать все то же самое снова и снова, хотя
не находили в этом прежнего удовольствия. Мы успели многое изведать,
сохранив при этом наивность чуть ли не идиллическую, так как предпочитали
быть наблюдаемыми, а не наблюдателями. Наивность, впрочем, не самоцель, и,
по мере того как, сами того не желая, мы мужали, Нью-Йорк стал открываться
нам во всех своих проявлениях, а мы пытались удержать некоторые из них для
себя - таких, какими мы неизбежно станем.
Мы взялись за это слишком поздно - а может быть, слишком рано. Для нас
город всегда был связан с вакхическими радостями, скромными или
безудержными. Жить дисциплинированно мы умели лишь по возвращении на
Лонг-Айленд, да и то не всякий раз. Ничто не побуждало нас делать городу
какие-то уступки. Первый из моих символов Нью-Йорка теперь стал только
воспоминанием, ибо я уже знал, что успех и неуспех лишь в тебе самом;
второй - утратил притягательность: из тех актрис, которым я поклонялся
издали в 1913 году, две успели уже пообедать у нас. И я ощущал какой-то
страх, видя, что вот-вот исчезнет и третий символ, - темп городской жизни
все убыстрялся, что уж было думать о том покое, что царил в квартире
Кролика. И сам Кролик был женатым человеком, а вскоре должен был стать и
отцом. Другие друзья разъехались по Европе, о вчерашних служителях муз
теперь говорили как о младших сыновьях семейств, чьи дома были не чета