"Тибор Фишер. Философы с большой дороги" - читать интересную книгу автора

который постеснялся бы поджечь последний хулиган шести лет от роду. Как бы
то ни было, я - англичанин: я принадлежу к расе, известной своим
пристрастием к газонам, тысячам извинений, которые мы приносим, когда нас
едва не сбивает с ног встречный прохожий, стоянием в очереди под дождем,
множеством других характерных черт, однако в этом списке не упоминается,
что у нас принято выглядеть вызывающе в зале отлета. Особенно когда
приходит время сказать последнее "прости" карьере, пошедшей ко всем чертям.


Слишком мало будущего, чтобы кружить вокруг да около

Нехватка будущего. Прошлое, промелькнувшее мимо. Проблема выбора. И
прежде на меня не раз накатывало черное отчаяние.
Так было, когда закончилась моя карьера банкира. Карьера столь
стремительная, что от нее остались лишь смутные воспоминания. Моя
деятельность на банковском поприще продолжалась сутки, даже чуть меньше.
Хотя... мне удалось преодолеть заветную границу рабочего дня. То была
безнадежная попытка сбежать от университетской жизни, покинуть мир
умствований с девяти до пяти. Я поддался непреодолимому желанию обрести мир
реальный; сия причуда порой находит на каждого из нас - можно подумать,
будто в мире есть места, где сконцентрировано нечто особо истинное. Это как
с пылью, которая почему-то предпочитает скапливаться в одном углу и совсем
не оседает в другом: мы верим, что истинная реальность реализована там, где
нам реализоваться не светит. (Подробнее о реальном мире - позже.)
Провал в памяти имел место (a) опять же вечером (b) сильно за
пределами той зоны, которая ассоциируется с десятой кружкой пива. В
сознании сохранилась четкая картинка: я стою на бильярдном столе. Стол
находился в холле особняка, где мы постигали высшие финансовые премудрости.
Моя память сохранила эту сценку в мельчайших деталях - обычно ей такое не
свойственно. Видно, она очень старалась - так старалась, что просто
перенапряглась. Ей стал противен сам вид происходящего - и она отключилась
до утра.
Голос, паривший над головой собравшихся, срываясь на визг, утверждал
примат частной жизни, в которую властям нечего совать свой нос, и грозил
вышибить мозги всякому, кто посмеет возразить. Так как (a) это мои легкие
работали как кузнечные мехи, (b) звучание этого голоса было мне знакомо и
(c) в руках у меня был бильярдный кий, которым я угрожал собравшимся (где
были мои манеры?!), напрашивается вывод, что кричавшим был именно я, Эдди
Гроббс.
Затем наблюдается разрыв непрерывности: с потоком времени что-то
произошло. Мои чувства продолжали воспринимать раздражители. Но - время,
текущее из будущего в настоящее - этот поток прекратился.
Лишь понемногу ко мне вернулось чувство того, что Бл. Августин называл
настоящим настоящего, возобновилось мое восприятие реальности, данной в
ощущениях. Было это на следующее утро. Сперва я осознал, что одолеть дорогу
домой и добраться до постели удалось только моим ногам. Увы, не мне. Я,
подобно букве зет, остался лежать на полу, закоченев в сей неудобной позе
(онемение в членах постепенно проходило), а взор мой был устремлен на двух
организаторов курсов, склонившихся надо мной. Весь их вид выражал явное
неодобрение.