"Владимир Фирсов. Твои руки, как ветер..." - читать интересную книгу автора

другое чудо, прекрасней которого не может быть в этом мире.
- Что же ты молчишь? - тихо спрашивает она миллион лет спустя, и лицо ее
уже не улыбается, и от этих простых слов начинает щемить сердце.
- Твои руки, как ветер, - говорю я, медленно спускаясь со стремянки. - Ты
сама словно радость. Ты у неба отняла всю его небывалость...
Звонкая капель ее смеха превращается в водопад.
- Ты говоришь как старый, мудрый царь Соломон, - смеется она. - Тот
самый, у которого было семьсот жен и триста наложниц и дев без числа.
- Мне достаточно одной, - говорю я, подходя к ней вплотную.
- Не надо... Ты обещал. Не опуская глаз, она стоит передо мной - так
близко, что я могу сосчитать ее длинные ресницы.
- Я мудрее царя Соломона, - бормочу я, - потому что знаю то, что было
неведомо ему.
За стеклами ее очков прыгают знакомые бесенята.
- О мой царь, ноги твои, как мраморные столбы, - нараспев читает она. -
Живот твой, точно ворох пшеницы, окруженный лилиями...
Оглушенный, я отступаю, ненавидя себя за трусость. Моя рука лежит на
кнопке прибора. Но я не смею нажать ее. Сделать это - все равно, что
выстрелить в спину уходящему. Я уверен, ошибки не будет. И тем не менее мне
страшно.

* * *

Субботнее утро начинается для меня далеким стуком моторки, бегущей по
заливу. Теплые ладони солнца, проникнув в щель неплотно застегнутой палатки,
ласково трогают мое лицо. Сон еще не ушел, и я несколько минут неподвижно
лежу с закрытыми глазами, прислушиваясь к знакомым лесным звукам.
Невдалеке постукивает топор. Это трудится доктор наук Виктор Бурцев.
Сегодня он дежурный по костру. С берега доносится недовольное покашливание
лодочного мотора, который, как всегда, не хочет запускаться. Наверно, это
Федосеев собрался порыбачить до завтрака. Петра Ивановича хлебом не корми -
дай только посидеть с удочкой. Звенит ведро, булькает переливаемая в чайник
вода.
По моему лицу ползет какая-то букашка, но мне лень шевельнуться, чтобы
согнать ее. В спальном мешке тепло и уютно, и пока глаза закрыты, ночь еще
продолжается. Поэтому я терплю, боясь спугнуть остатки сна. Но тут в носу
становится нестерпимо щекотно, я оглушительно чихаю - гораздо громче, чем
мотор, - и волей- неволей открываю глаза.
Рядом со мной сидит Светлана, держа в руке длинную травинку.
- Мой царь, уже утро, - говорит она нараспев. - Твои голодные подданные
ждут тебя.
Это значит, что мне придется вставать. Сегодня за завтрак отвечаю я.
- Объяви моему народу, что скоро сердца его и желудки преисполнятся
благодарности, - важно говорю я Светлане.
На ее волосах блестят капельки воды. Она уже успела искупаться.
Я выползаю из палатки, жмурясь от солнца, и моим глазам предстает очень
приятное зрелище: закипающая на костре кастрюля.
Довольная Светлана звонко смеется.
- Ты не пробовал снимать у себя эмограмму лени? - спрашивает она. -
Получился бы прекрасный эталон.