"Владимир Фирсов. Твои руки, как ветер..." - читать интересную книгу автора

невидимый молоточек. Тюк-тюк-тюк - цокали звонкие удары, отражаясь от стен.
Так-так - неторопливо отвечал ему другой. На полу клубился окаменевший
водопад красок. Сладко пахло горячим органическим стеклом и свежеоструганным
деревом.
В первый момент я не увидел никого. Как сквозь сон, постукивали молоточки
и вздрагивало солнце в стекле. У моих ног раскинулась россыпь каменных огней
- голубой лазурит, сапфир и бирюза, зеленеющий малахит, серпантин и
хризопраз, кровавый сердолик и сардер, подернутые рябью узора оникс и агат,
фосфоресцирующий опал, прозрачный аквамарин, дымчатый морион, золотистый
берилл... Поглощенный их великолепием, я не сразу заметил, что на меня
внимательно смотрит стройная девушка в больших прямоугольных очках.
Я до сих пор не знаю, чем отличается техника цветных левкасов от техники
инкрустации, а та, в свою очередь, - от флорентийской мозаики, хотя в тот
день долго слушал объяснения Светланы. Мы шли по убегающим коридорам, мы
балансировали на стремянках, перешагивали через каменные лица, через россыпи
камней, я впитывал каждый звук ее голоса, но понимал только одно - что
теперь снова и снова буду приходить сюда.
На следующий день я принес с собой шлем. Всех моих опытов было на день,
от силы на два. Я растянул их на две недели. Я снимал эмограммы с художников
и уборщиц, с членов художественного совета, со случайных посетителей и
нетерпеливых взыскательных заказчиков. Сомневавшимся я демонстрировал работу
шлема на себе или Светлане. Она охотно позволяла мне экспериментировать.
По-моему, ей было интересно все, чем я занимаюсь.
Дней через десять я пригласил ее в институт. Лаборатория привела Светлану
в восторг. Она брала в руки резиновых лягушат и гладила их эластичные
спинки. Кибернетическая Машка - наш непогрешимый индикатор запахов - бродила
за ней как привязанная, нервно шевеля ноздрями и норовя боднуть зайцев,
которые с приходом Светланы забывали про свои цветы и тоже увязывались за
ней, едва почуяв запах ее духов. Когда она смеялась, осьминог Федя
становился бледно-малиновым, каким он бывал только при звуках "Лунной
сонаты", и норовил свалиться со шкафа ей на плечи. Серые мышки водили тихие
хороводы у ее ног.
Я демонстрировал Светлане расшифрованные эмограммы, долго и не очень
понятно объясняя значение кривых. Ее лицо серьезнело, и серые внимательные
глаза за стеклами очков становились загадочными. Если же она снимала очки,
ее лицо совершенно менялось, приобретая такое беспомощно-доверчивое
выражение, что я невольно отводил взгляд, словно боясь обмануть эту
доверчивость.
А вскоре случай натолкнул меня на решение загадки всплесков. Мне
понадобилась какая-то эмограмма, но лаборант засунул ее неизвестно куда, и
я, потеряв надежду отыскать ее, надел на голову рогатый шлем. Когда запись
была готова, я вставил ее в проектор и с удивлением увидел на экране
знакомые всплески.
Догадка сверкнула неожиданно. Я твердо знал, что прежде их не было на
моих эмограммах, и теперь, боясь поверить, стал лихорадочно просматривать
ленты, над которыми мы тщетно ломали головы уже полгода. Судя по всему, я не
ошибся...
К тому времени был построен генератор Бурцева, и мы планировали широкую
серию опытов по генерированию эмоций. И я подумал: а что, если?..
Виктор Бурцев защитил свою диссертацию совсем недавно. Небывалый в ученом