"Норман Дж.Финкельштейн. Индустрия холокоста " - читать интересную книгу автора

исследования на эту тему, например, "Уничтожение европейских евреев" Рауля
Хильберга, и воспоминания, такие как "Сказать "да" жизни, несмотря на это"
Виктора Франкля и "Пленники страха" Эллы Лингенс-Рейнер.[5] Но это маленькое
собрание драгоценных камней лучше, чем те горы макулатуры, которыми теперь
завалены полки библиотек и книжных магазинов.
Хотя мои родители до самой смерти каждый день заново переживали
прошлое, к концу своей жизни они потеряли интерес к холокосту как к
публичному спектаклю. Один из старых друзей моего отца был вместе с ним в
Освенциме, придерживался левых убеждений и казался неподкупным идеалистом -
после войны он из принципа отверг возмещение немцами ущерба. Но потом он
стал руководителем израильского мемориала холокоста "Яд Вашем". Не сразу и с
явным разочарованием моей отец наконец признал, что индустрия холокоста
испортила даже этого человека и он стал приспосабливать свои убеждения к
тому, что сулят власть и прибыль. Когда изображение ХОЛОКОСТА стало
принимать все более абсурдные формы, моя мать любила иронически цитировать
Генри Форда: "История - это чепуха".
Рассказы "переживших холокост" - все они были узниками концлагерей и
якобы героями сопротивления - были у нас дома излюбленным предметом
насмешек. Джон Стюарт Милль давно уже сказал, что истины, которые постоянно
не ставятся под вопрос, в конце концов "перестают быть истинами, потому что
от их утрирования они превращаются в свою противоположность".
Мои родители часто интересовались, почему меня так возмущает
фальсификация истории нацистского геноцида и спекуляция на этой теме.
Главная причина заключается в том, что это делается для того, чтобы
оправдать недостойную политику израильского государства и поддержку
американцами этой политики. Но есть и личный мотив. Я хочу сохранить память
о тех преследованиях, которым подверглась моя семья. Нынешняя кампания
индустрии холокоста, направленная на то, чтобы от имени "нуждающихся жертв
холокоста" выжимать деньги из Европы, низводит в моральном плане их
мученичество на уровень игроков, проигравшихся в казино в Монте-Карло. Но,
независимо от этого моего личного мотива, мы должны сохранить память об
исторических событиях в полном объеме, мы должны бороться за это. Как я
предполагаю на последних страницах этой книги, мы можем, изучая массовое
уничтожение евреев нацистами, узнать кое-что не только о немцах или о
неевреях, но и о нас всех. Однако если мы хотим действительно чему-то
научиться на примере массового уничтожения евреев, нам надо, как я полагаю,
уменьшить физические масштабы этого события и повысить его моральное
значение. Огромные общественные и частные средства расходуются на
увековечение памяти жертв нацистского геноцида. Но то, что происходит в
результате, обычно лишено какой-либо ценности, потому что служит
возвеличению евреев, а не напоминает об их страданиях. Наши сердца давно уже
перестали воспринимать страдания остального человечества. Самый важный урок,
который я получил от матери как напутствие в жизнь, заключается в том, что
она никогда не говорила: "Ты не должен сравнивать". Моя мать всегда
сравнивала. Несомненно, надо проводить исторические различия. Но когда
морально различают "наши" страдания и страдания "других", мораль
превращается в фарс. Платон говорил: "Нельзя сравнивать двух людей в беде и
утверждать, будто один из них счастливей другого". С точки зрения страданий
афро-американцев, вьетнамцев и палестинцев, кредо моей матери всегда
гласило: "Мы все - жертвы холокоста".