"Норман Дж.Финкельштейн. Индустрия холокоста " - читать интересную книгу автора

отрицанию, так как рациональный подход отрицает уникальность и мистерию
холокоста. А тот, кто сравнивает этот ХОЛОКОСТ со страданиями других,
совершает, по Визелю, "абсолютную измену по отношению к еврейской
истории".[72] Несколько лет назад была напечатана пародия на один
нью-йоркский бульварный журнал с сенсационным заголовком: "Майкл Джексон и
еще 60 миллионов человек погибли в ядерном холокосте". В письмах читателей
сразу же появился разъяренный протест Визеля:
"Как посмел кто-то назвать происшедшее вчера холокостом! Был только
один холокост!" Доказывая, что пародии встречаются и в реальной жизни,
Визель в новом томе своих воспоминаний осуждает Шимона Переса за то, что он
сказал о "двух холокостах нашего века: Освенциме и Хиросиме. Он не должен
был этого делать",[73] но если холокост ни с чем не сравним и непостижимо
уникален, как может он тогда иметь всеобщее значение?
Споры об уникальности холокоста бесплодны. Утверждения, будто холокост
уникален, приобрели со временем форму "интеллектуального терроризма'[74]
(Шомон). Каждый, кто использует обычные сравнительные методы научных
исследований, должен предварительно сделать 1001 оговорку, чтобы на него не
обрушились обвинения, будто он изображает холокост как "тривиальное"
событие,[75]
Тезис об уникальности холокоста включает в себя и понимание его как
единственного в своем роде зла. Страдания других, сколь бы ужасны они ни
были, с этим нечего и сравнивать. Проповедники уникальности холокоста
отвергают подобные умозаключения, но их возражения звучат неискренне.[76]
Утверждения, будто холокост уникален, интеллектуально бесплодны и
морально недостойны, но их продолжают повторять. Возникает вопрос: почему?
Во-первых, уникальными страданиями обосновывают уникальные притязания. Ни с
чем не сравнимое зло холокоста не только отделяет евреев от других, но, как
пишет Якоб Нойснер, позволяет евреям "предъявлять претензии к этим другим".
Эдуард Александер видит в уникальности холокоста "моральный капитал", и
"евреи должны заявить притязания на владение этим ценным имуществом".[77]
Уникальность холокоста, эти "претензии к другим", это "ценное
имущество" служат прекрасным алиби для Израиля. "Поскольку страдания евреев
столь уникальны, - подчеркивает историк Питер Болдуин, - это увеличивает
моральные и эмоциональные притязания, которые Израиль может предъявить к
другим странам".[78] Так, по Натану Глезеру, холокост, поскольку он
указывает на уникальность евреев, дает евреям "право рассматривать себя как
особо угрожаемую категорию и предпринимать все возможные меры, необходимые
для их выживания".[79] Типичный пример: каждое сообщение о решении Израиля
создать ядерное оружие вызывает, как заклинание, призрак холокоста,[80] как
будто Израиль и без того не находится на пути превращения в ядерную державу.
Здесь играет роль еще один фактор. Утверждение уникальности холокоста -
это также утверждение еврейской уникальности. Не страдания евреев делают
холокост столь уникальным, а тот факт, что страдали именно евреи. Или:
холокост - нечто особенное, потому что евреи представляют собой нечто
особенное. Исмар Шорш, канцлер Еврейского теологического семинара, резко
критикует притязания на уникальность холокоста как "безвкусный,
секуляризованный вариант теории богоизбранности".[81] Столь же яро, как и
уникальность холокоста, Эли Визель защищает тезис об уникальности евреев. "В
нас все иное". Евреи онтологически необыкновенны.[82] ХОЛОКОСТ - это
кульминация тысячелетней ненависти неевреев, свидетельство не только ни с