"Е.Г.Филякова. Старцы и предсказатели Оптиной пустыни (fb2) " - читать интересную книгу автора (Филякова Елена Геннадьевна)

Глава одиннадцатая Искусство исповеди от старца Варсонофия

Варсонофий Оптинский

Преподобный схиархимандрит Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков (5/18 июля 1845 – 1/14 апреля 1913)

В конце августа 1889 года красавец полковник Плиханков впервые ехал в Оптину на встречу к старцу Амвросию. Он еще только подходил к монастырской гостинице, а беседовавшая со старцем блаженная мать Параскева неожиданно с радостью произнесла:

– Павел Иванович приехали.

– Вот и слава Богу, – спокойно отозвался старец Амвросий.

Они оба знали, какое будущее ожидает этого сорокачетырехлетнего офицера. Павел Иванович не знал. Он приехал просить благословения на постриг в монастырь. Старец Амвросий благословения не дал. Пока. – Искус должен продолжаться еще два года, а после приезжайте ко мне, вас приму. Эти два года в жизни полковника Плиханкова будут наполнены испытаниями и соблазнами. Однако откуда у кадрового офицера с блестящей карьерой и головокружительными перспективами появились мысли о монашестве? Возможно, из детства.

Паша Плиханков родился в Самаре 5 июля 1845 года в состоятельной дворянской семье. Отец происходил из оренбургских казаков. Мать рано умерла, и мальчика воспитывала мачеха, которая вопреки стереотипам была доброй и любящей.

«Моя мачеха была глубоко верующей и необычайно доброй женщиной, так что вполне заменила мне мать. Вставала она очень рано и каждый день бывала со мной у утрени. Любила она и дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: „Пресвятая Богородице, спаси нас!" Однажды, когда мне было 6 лет, был такой случай. Мы жили на даче в своем имении под Оренбургом. Наш дом стоял в огромном саду-парке и был охраняем сторожами и собаками, так что проникнуть в парк незаметным постороннему лицу было невозможно. Однажды мы гуляли с отцом по парку, и вдруг, откуда ни возьмись, перед нами появился какой-то старец. Подойдя к моему отцу, он сказал:

– Помни, отец, что дитя в свое время будет таскать души из ада.

Сказав это, он повернулся и исчез. Напрасно потом его везде разыскивали, никто из сторожей не видел его…»

Павел обучался в Полоцкой военной гимназии (бывшем кадетском корпусе) и в Оренбургском военном училище. Окончил казачьи офицерские штабные курсы в Петербурге, участвовал в пограничных боях в Туркестане, дослужился до чина полковника Оренбургского казачьего войска и стал старшим адъютантом штаба Казанского военного округа.

Молод, образован, красив, с хорошей карьерой и состоянием – завидный жених. Но то ли не встретилась ему та, к ногам которой можно было сложить все эти достоинства: настоящие и будущие, то ли голова у офицера Плиханкова уже была другим занята, жениться он так и не собрался. Однажды даже на званном вечере, вместо того чтобы приглядываться к невестам, Павел Иванович увлекся беседой со священником. И решил никогда не жениться, а посвятить жизнь Богу. Он даже писал стихи духовного содержания и публиковал их под псевдонимом Странник.

Идея стать монахом потихоньку зрела в нем. Однажды по долгу службы он оказался в Москве. Еще на вокзале узнал, что в одном из храмов служит Иоанн Кронштадтский. Когда Плиханков прибежал в храм, литургия заканчивалась. Неожиданно для всех священник подошел к офицеру, поцеловал его руку и молча отошел к престолу. Иоанн Кронштадтский, как и оптинские старцы, видел будущее полковника.

Пройдет еще какое-то время, и в руки Павла Ивановича попадет книга «Вера и разум», из которой он узнает, что в Калужской губернии недалеко от города Козельска находится Оптина пустынь, а в ней – старец Амвросий.

Через несколько недель после визита в Оптину Павел Иванович Плиханков серьезно заболел воспалением легких. Настолько серьезно, что врачи посчитали его положение безнадежным. Неожиданно для всех он выжил и начал улаживать свои дела, чтобы уйти в монастырь. Можно сказать, что во время болезни для мира он все-таки умер. Однако мир так не считал.

В Петербурге взамен отставки ему предложили генеральскую должность. Сослуживцы, узнав о его намерениях, многозначительно крутили пальцем у виска, а знакомые сватали красавицу-невесту. И самое неприятное: не было денег, чтобы расплатиться с долгами. Внезапно все благополучно разрешилось к Рождеству 1891 года, и Павел Иванович снова приехал в Оптину, чтобы остаться. Старца Амвросия уже не было в живых.

10 февраля 1892 года Павел Иванович был зачислен в братство Иоанно-Предтеченского скита. Началась новая жизнь. С первых дней он был определен к иеромонаху Нектарию на келейное послушание.

Каждый вечер в течение трех лет ходил он для бесед к старцам: сначала к отцу Анатолию (Зерцалову), а затем, после кончины старца, – к отцу Иосифу.

«Будем познавать здесь свои немощи и смиряться. Подрясник и внешние подвиги не главное в монастыре», – учил послушника его духовный отец старец Анатолий.

Он же скептически отнесся к желанию своего неопытного ученика «жить поуединеннее».

– В затворе? – вскинул брови старец, услышав просьбу.

– Да, – кивнул послушник.

– Что, теперь и в баню ходить не будете? – нарочито удивился старец.

– Конечно, – подтвердил ученик.

– Да, вот я про то и говорю, что в баню ходить не будете, – задумчиво сказал старец Анатолий и внимательно посмотрел на собеседника.

И тот понял, что речь идет вовсе не о телесном мытье.

С благословения старца Иосифа послушник Павел вел «Летопись скита» и собирал материалы для жизнеописания оптинских старцев Макария, Амвросия и Анатолия.

26 марта 1893 года он принял постриг и десять лет провел в затворе. В декабре 1900 года он по болезни был пострижен в мантию с именем Варсонофий, а через два года – рукоположен в иеродиакона. Еще через год подоспел сан иеромонаха. В 1903 году отец Варсонофий был назначен помощником скитоначальника, духовником скита и одновременно духовником Шамординской женской пустыни.

Прозорливость отца Варсонофия особенно ярко проявлялась при совершении им таинства исповеди. Он учил исповедоваться своих посетителей, открывая все их грехи, год за годом, точно указывая даты и обстоятельства. Но делал это с большой любовью, очень осторожно и бережно. В конце такой «исповеди» старец велел: «Завтра ты придешь ко мне и повторишь мне сам все, что я тебе сказал. Я хотел тебя научить, как надо исповедоваться…»

Одному из своих учеников он говорил: «Нас называют прозорливцами, указывая тем, что мы можем видеть будущее: да, великая благодать дается старчеству – дар рассуждения. Это наивеличайший дар, даваемый Богом человеку. У нас кроме физических очей имеются еще и очи духовные, перед которыми открывается душа человеческая. Прежде чем человек подумает, прежде чем возникла у него мысль, мы видим ее духовными очами, мы видим даже причину возникновения такой мысли. И от нас не скрыто ничего. Ты живешь в Петербурге и думаешь, что я не вижу тебя. Когда я захочу, я увижу все, что ты делаешь и думаешь. Для нас нет пространства и времени».

Его пророчества о будущем России в начале прошлого века были мрачны.

«Гонения и мучения первых христиан, возможно, повторятся. Ад разрушен, но не уничтожен, придет время, когда он даст о себе знать. Все монастыри будут разрушены, и имеющие власть христиане будут свергнуты. Это время – не за горами…».

«Весь мир находится под влиянием какой-то силы, которая овладевает умом, волей и всеми душевными силами человека. Это сила посторонняя, злая сила. Что-то мрачное, ужасное грядет в мир, человек остается как бы беззащитным. Настолько им овладевает эта злая сила, что он не осознает, что делает».

«Мы-то уж уйдем, а вы будете участниками и современниками всех этих ужасов. До ужасных времен доживете вы. Помяните мое слово, что увидите вы „день лют"».

Как ни глубоко был погружен старец Варсонофий в заботы Оптиной пустыни, мирская жизнь не забывала о нем. В 1904 году он был направлен в Манчжурию фронтовым священником: бывший отставной полковник все-таки участвовал в русско-японской войне. И как у простого солдата смерть не раз стояла за его левым плечом. А он, как прежде, продолжал служить Отечеству, за что был награжден наперстным крестом. В ноябре 1905 года старец Варсонофий вернулся в Оптину к своим обязанностям. «Рука Господня была со мною, и я возвратился благополучно в родную мне Оптину пустынь. Чаял я тогда, оставив все попечения внешние, в тишине келейного безмолвия оплакивать грехи мои, слезами очищать и уготовлять свою душу к переходу в вечность, но Бог судил иначе», – вспоминал он позже.

В 1907 году отец Варсонофий был возведен в сан игумена и назначен скитоначальником. К этому времени слава о нем разносится уже по всей России. Старец Варсонофий впоследствии напишет: «Все мои действия и желания сводились к одному – охранить святые заветы и установления древних отцев-подвижников и великих наших старцев, во всей их Божественной красоте, от различных тлетворных веяний мира сего…»

Старожилы Оптиной отмечали, что старец Варсонофий имел характер, несколько сходный с характерами великих оптинских старцев Льва и Анатолия. Его отличали неподкупная справедливость, простота и прямота, неумение лукавить. Сам всегда очень искренний, он не выносил двоедушия. Продолжая традицию старчества, старец Варсонофий принимал ежедневно для духовных бесед лиц самых разных сословий, отвечал на множество приходящих к нему писем.

Один благоговейный почитатель вспоминал первую встречу со старцем Варсонофием: «Я онемел от ужаса, видя перед собою не человека, а ангела во плоти, который читает мои сокровеннейшие мысли, напоминает факты, которые я забыл, лица и прочее. Я был одержим неземным страхом. Он меня ободрил и сказал: „Не бойся, это не я, грешный Варсонофий, а Бог мне открыл о тебе. При моей жизни никому не говори о том, что сейчас испытываешь, а после моей смерти можешь говорить"».

Он учил своих духовных детей, что не следует читать писания святых отцов из любопытства или как учебник без твердого намерения на практике воплотить то, чему они учат, в соответствии с духовным уровнем каждого. Поэтому, когда его спрашивали, что называется, по тексту, старец Варсонофий отвечал: «Заботящемуся о своем спасении отнюдь не следует спрашивать только о приобретении знаний, а более пристало вопрошать о страстях, о том, как прожить свою жизнь, то есть как спастись. Это необходимо, это ведет к спасению».

Многие видели старцев, озаренных светом при их молитве. Не был исключением и отец Варсонофий. «Однажды я присутствовала при служении отцом Варсонофием литургии, – вспоминала одна монахиня, – мне пришлось увидеть и испытать нечто неописуемое: Батюшка был просветлен ярким светом. Он был как бы средоточием этого огня и испускал лучи. Лучом исходившего от него света было озарено лицо служившего с ним диакона».

В июле 1910 года здоровье старца Варсонофия вдруг резко ухудшилось, ему стало так плохо, что его постригли келейно в великую схиму. «Схима – это край: или смерть, или выздоровление. Я чувствую, что схима меня подняла. Мне надлежало умереть, но дана отсрочка», – говорил старец Варсонофий иноку Николаю Беляеву, будущему старцу Никону.

Осенью 1910 года старшие монахи Оптиной пустыни собрались на совет. Поводом послужила телеграмма, полученная от графа Льва Николаевича Толстого, несколько лет назад преданного Церковью анафеме. В телеграмме была просьба старцу Иосифу приехать на станцию Астапово, где находился больной граф.

Просьбу необходимо было уважить. Однако здоровье самого старца Иосифа в то время оставляло желать лучшего, от слабости он почти не выходил из кельи. На встречу к графу Толстому отправился отец Варсонофий.

В конце октября 1910 года граф Лев Николаевич Толстой задумал тайный побег из дома. Он приготовил мужицкую рубаху, портки, кафтан, шапку, продумывая, как оденется, острижет волосы и уйдет. 28 октября он втайне от родных и близких бежал из дома. Путь его лежал в Шамординский монастырь к сестре Марии Николаевне, рядом с которой он намеревался пожить. О побеге знал только врач Толстого, Д. П. Маковицкий, да и то только потому, что Лев Николаевич взял его с собой. По дороге к сестре Толстой решил заехать в Оптину пустынь, посетить старцев.

В пустынь Лев Николаевич действительно заехал, вот только до старцев не дошел. Не решился. Постоял на дорожке между кельями старцев Иосифа и Варсонофия и пошел к реке Жиздре. Вечером другого дня на вопрос сестры, виделся ли он со старцами, Толстой ответит: «Нет. Разве ты думаешь, они меня приняли бы? Ты забыла, что я отлучен». Слукавит граф. Побоится личной встречи с оптинскими старцами, потому что видят они его насквозь. Еще свежи в памяти графа тяжелые разговоры со старцем Амвросием, хоть и прошло с тех пор несколько лет. Написана повесть «Отец Сергий», отразившая несостоятельность духовных метаний автора и оставившая горький осадок.

К сожалению, есть возможности, которые даются лишь однажды. Знал бы Лев Николаевич, что через пару дней перед лицом смерти больше всего на свете он будет мечтать о встрече с оптинским старцем, и она снова не состоится. Но графу Толстому не дано предвидеть будущее, он неспешно разворачивает складной стул на живописном берегу реки Жиздры и после продолжительного созерцания окрестностей возвращается в гостиницу. На другой день он уезжает к сестре, расписавшись в книге посетителей: «Лев Толстой благодарит за прием».

Позже старец Варсонофий рассказывал: «Приезду его в Оптину мы, признаться, удивились. Гостинник пришел ко мне и говорит, что приехал Лев Николаевич Толстой и хочет повидаться со старцами. „Кто тебе сказал?" – спрашиваю. „Сам сказал". Что ж, если так, примем его с почтением и радостью. Иначе нельзя. Хоть Толстой и отлучен, но, раз пришел в скит, иначе нельзя. У калитки стоял, а повидаться так и не пришлось. Спешно уехал. А жалко. Как я понимаю, Толстой искал выхода. Мучился, чувствовал, что перед ним вырастает стена…»

Хоть и тайно бежал Лев Николаевич из дому, дочь нашла его быстро: он и суток не успел погостить у сестры. Александра Львовна без разговоров повезла отца домой. То ли погода была на редкость скверная, то ли душевные мучения дали о себе знать, то ли просто время пришло – в дороге здоровье Толстого резко ухудшилось. Больного сняли с поезда на станции Астапово. Толстой сразу распорядился отправить телеграмму в Оптину пустынь.

«Ездил я в Астапово, – докладывал монастырской братии старец Варсонофий о поездке, – не допустили к Толстому. Молил врачей, родных, ничего не помогло. Железное кольцо сковало покойного Толстого. Хоть и Лев был, но ни разорвать кольца, не выйти из него не мог…»

Старец Варсонофий написал письмо дочери графа, Александре Львовне: «Почтительно благодарю Ваше Сиятельство за письмо Ваше, в котором Вы пишите, что воля родителя Вашего и для всей семьи Вашей поставляется на первом плане. Но Вам, графиня, известно, что граф выражал сестре своей, а вашей тетушке, монахине матери Марии, желание видеть нас и беседовать с нами». Желание старца напутствовать Толстого, принять его исповедь и покаяние так и осталось желанием. Лев Николаевич умер без примирения с Церковью и причастия.

До конца жизни старец Варсонофий скорбел о несбывшемся желании.

В 1909 году в монастырском гостиничном корпусе поселился со своим семейством Сергей Нилус – новоявленный «русский мистик» и писатель. Духовником четы Нилусов был старец Варсонофий. А в 1911 году в Оптиной начались волнения, если не сказать смута.

Сергей Александрович Нилус и стал возмутителем умиротворенной монастырской жизни. Приняв близко к сердцу пророчества своего духовника о грядущем в мир Антихристе, он запаниковал и с фанатичной одержимостью развернул бурную деятельность по предотвращению катастрофы. В очередной раз переиздав свою книгу «Великое в малом», Нилус включил в нее свои «свидетельства» наступления Антихриста, коих набралось немало, поскольку «сатанинская печать» виделась ему повсюду, в том числе и во многих заводских клеймах. Кстати, в эту же книгу «русский мистик» включил и печально известные «Протоколы сионских мудрецов», поскольку был «по совместительству» черносотенцем. Нилус обращался к восточным патриархам, Святейшему Синоду и Папе Римскому с посланием, требуя созыва Вселенского Собора для принятия согласованных мер защиты от Антихриста. И страстно проповедовал монахам Оптиной пустыни, что в 1920 году в мир явится Антихрист, цитируя свои «свидетельства».

Паника – вещь заразная. Хоть и стойкий народ монахи, да и рождение Антихриста многие старцы предсказывали, но под натиском фанатизма Нилуса Оптина оказалась на грани истерики. В результате Нилусу предложили покинуть Оптину навсегда. А его духовник, старец Варсонофий, был отправлен Синодом в почетную ссылку: настоятелем СтароГолутвинского монастыря с возведением в сан архимандрита. Старец Варсонофий был согласен на статус простого послушника, только бы остаться в Оптиной, но монахи послушания не обсуждают.

Жить старцу оставалось ровно год – триста шестьдесят пять дней с момента отъезда из Оптиной. Так предсказала в Дивеевском монастыре стодвадцатилетняя блаженная Паша Саровская.

Старо-Голутвинский монастырь оказался столь же запущенным, сколь и древним. За отпущенный ему год отец Варсонофий как смог наладил хозяйственную и духовную жизнь монастыря. И в сане архимандрита он остался старцем, продолжая «таскать души из ада». Рассказывают, как исцелил он глухонемого юношу, которого привела к старцу мать. «Диагноз» старец поставил сразу: страшная болезнь – результат тяжкого греха, совершенного в детстве. И к удивлению всех, принялся что-то очень тихо шептать на ухо больному парню.

– Батюшка, он же вас не слышит, – растерялась мать, – он же глухой.

– Это он тебя не слышит, – отрезал отец Варсонофий, – а меня слышит.

И продолжал шептать. Вдруг глаза глухонемого расширились от ужаса, и он кивнул головой. После исповеди старец Варсонофий причастил уже здорового парня.

Предсказание Паши Саровской сбылось в точности. Перед смертью старец Варсонофий вспоминал, как золотая митра архимандрита, возложенная на него в московском Богоявленском соборе, ощущалась терновым венцом. И отказывался от врачебной помощи, отмахиваясь: «Оставьте меня, я уже на кресте…»

Его не стало 1 апреля 1913 года. После смерти тело его перевезли в Оптину, туда, куда он рвался душой последний год своей жизни. Он был похоронен рядом со своим учителем и наставником старцем Анатолием, чьи святые молитвы призывал перед смертью.

После своей кончины старец Варсонофий являлся многим оптинским монахам. В «Летописи Скита» 12 ноября 1913 года есть запись: «Скитский уставщик иеромонах Кукша видел на днях во сне почившего старца схиархимандрита Варсонофия, который, подойдя к нему в храме, попросил, чтобы после Литургии пропели: „Под Твою милость…" По окончании обедни отец Кукша спросил Старца, понравилось ли ему пение. „Да, – ответил Батюшка, – и вы всегда так делайте". По этому случаю по распоряжению скитоначальника отца Феодосия в Скиту введено вышеназначенное пение». Это правило свято соблюдается и в наши дни.

Старец Варсонофий знал, что «вся жизнь есть дивная тайна, известная только одному Богу, нет в жизни случайных сцеплений обстоятельств, все промыслительно». Он смог донести это знание до всех, кто был готов его услышать.

Когда у вас бывают какие-либо мечтания, вы им не противоречьте сами, а бросайте в них камнем. Камень же есть имя Христово, Иисусова молитва… Помыслы отогнать не в вашей силе, а не принять их – в вашей. Имя Иисусово отгоняет их.

Гордый становится как бы сродни бесу. Один человек говорит: «Читал я, читал Псалтырь, да ничего не понимаю. Так я полагаю, что мне гораздо лучше положить эту книгу на полку». А старец ему говорит: «Нет, не надо». – «Почему же? Я ничего не понимаю!» – «Ты не понимаешь, так бесы понимают, что там про них говорится, не могут вынести и бегут».

Не должно уходить из церкви до окончания обедни, иначе не получишь благодати Божией. Лучше прийти к концу обедни и достоять, чем уходить перед концом. Вот у нас в церкви читают Шестопсалмие, и люди часто выходят на это время из храма. А ведь не понимают и не чувствуют они, что Шестопсалмие есть духовная симфония, жизнь души, которая захватывает всю душу и дает ей высочайшее наслаждение.

Есть разные пути ко спасению. Одних Господь спасает в монастыре, других, в миру… Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову – и Христос не оставит вас.

Не читайте безбожных книг, оставайтесь верными Христу. Если спросят о вере, отвечайте смело. «Ты, кажется, зачастила в церковь?» – «Да, потому что нахожу в этом удовлетворение». – «Уж не в святые ли хочешь?» – «Каждому этого хочется, но не от нас это зависит, а от Господа». Таким образом вы отразите врага.

Нельзя научиться исполнять заповеди Божии без труда, и труд этот трехчастичный – молитва, пост и трезвение.

Мне приходится слышать жалобы на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врагов, и страшно за нее становится, что одолеют ее эти мутные волны неверия и ересей. Я всегда отвечаю: «Не беспокойтесь! За Церковь не бойтесь! Она не погибнет: врата адовы не одолеют ее до самого Страшного суда. За нее не бойтесь, а вот за себя бояться надо, и правда, что наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда – гибель».

Вся жизнь наша есть великая тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они ничтожны, имеют огромное значение. Смысл настоящей жизни мы вполне поймем в будущем веке. Как осмотрительно надо относиться к ней, а мы перелистываем нашу жизнь, как книгу, – лист за листом, не отдавая себе отчета в том, что там написано. Нет случая в жизни, все творится по воле Создателя.

Чтобы уподобиться Богу, надо исполнять Его святые заповеди, а если рассмотреть, то окажется, что ни одной-то мы по-настоящему и не исполнили. Переберем их все, и окажется, что той заповеди мы едва коснулись, другую, может, тоже несколько начинали только исполнять, а, например, к заповеди о любви к врагам и не приступали. Что же остается делать нам, грешным? Как спастись? Единственно – через смирение. «Господи, во всем-то я грешен, ничего нет у меня доброго, надеюсь только на беспредельное Твое милосердие». Мы сущие банкроты пред Господом, но за смирение Он не отринет нас. И действительно, лучше, имея грехи, так и считать себя великими грешниками, чем, имея какие-нибудь добрые дела, надмеваться ими, считая себя праведными. В Евангелии изображены два таких примера в лице Фарисея и мытаря. В страшное время мы живем. Людей, исповедующих Иисуса Христа и посещающих храм Божий, подвергают насмешкам и осуждению. Эти насмешки перейдут в открытое гонение, и не думайте, что это случится через тысячу лет, нет, – это скоро наступит. Я до этого не доживу, а некоторые из вас и увидят. И начнутся опять пытки и мучения, но благо тем, которые останутся верны Христу Богу.

Верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего начинает избегать ходить в церковь, сначала старается прийти к службе попозже, а затем и совсем перестает посещать храм Божий.

Ищущие Христа обретают Его по неложному евангельскому слову: «Стучите и отверзется вам, ищите и обрящете», «В доме Отца Моего обителей много». И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и о земных обителях, и не только о внутренних, но и о внешних.

Каждую душу ставит Господь в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию. Это и есть внешняя обитель, исполняет же душу покой мира и радования – внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его.

Что-то мрачное, ужасное грядет в мир… Человек остается как бы беззащитным, настолько им овладела эта злая сила, и он не сознает, что делает… Даже внушается самоубийство… Почему это происходит? Потому что не берут в руки оружие – не имеют при себе имени Иисусова и крестного знамения.

Жизнь есть блаженство… Блаженством станет для нас жизнь тогда, когда мы научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. Тогда радостно будет жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нас будет сиять неизреченным светом Солнце Правды – Господь… Все Евангельские заповеди начинаются словами: блажени – блажени кротции, блажени милостивыи, блажени миротворцы… Отсюда вытекает как истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье.

Из духовного завещания старца от 17 марта 1913 года: «Не угашайте духа, но паче возгревайте его терпеливою молитвою и прилежным чтением святоотеческих и Священных Писаний, очищая сердце от страстей. Лучше соглашайтесь подъять тысячу смертей, чем уклониться от Божественных заповедей Евангельских и дивных установлений иноческих. Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него, хотя бы весь ад восстал на вас и весь мир кипел бы на вас злобою и прещением, и – веруйте: близ Господь всем призывающим Его, – всем призывающим Его во истине. Аминь».