"Владимир Филимонов. Чукоча (История собаки, которую предал человек) " - читать интересную книгу автора

щенка.
И показалась мне в его позе, в нарочно повернутой голове и как будто не
глядевших в мою сторону глазах такая гордость за меня, такая
сверхъестественная вера, что сердце осветила мгновенная, заглушающая все
остальное радость - и я почувствовал пальцы, сжимающие топор, ноги,
закаменевшие в уверенности, что не подведут, и победу. И уже с новой силой я
рубил и рубил, как артист перед зрителями - перед моим щенком и Игорем,
сознавая, что я герой, и сердце пело от радости. Наконец лесина надломилась,
я еле успел" перескочить на противоположную часть завала, и Игорь крикнул
мне, чтобы я выбирался: лодка пройдет. Когда они скрылись из глаз, я сел
совсем без сил. Воздуха не хватало, я всхлипывал, трясся и хотел побыстрее
справиться с собой, чтобы меня, героя, не видели в слабости.
Через час на ватных ногах перебрался через завал к чистой воде. Небо
прояснилось, Игорь развел костер и готовил чай. Чукоча с пресыщенным видом
ел изловленного утенка, а меня ждала сорванная Игорем ветка смородины. Эта
смородина была вместо букета цветов и оваций, в Игоревых серых глазах, не
смотревших на меня, чувствовалось понимание, и я был ему за это признателен.
Чем больше я узнавал Игоря, тем больше он мне нравился. В нем напрочь
отсутствовали черты богемствующей публики, с которой я знался в Москве.
Наоборот, его сущность заключалась в каждодневном труде, к которому он
относился со всей серьезностью порядочного человека. Он брался только за
трудные дела и всем в жизни был обязан самому себе: не ловчил, не хитрил, не
спихивал на другого неблагодарную работу. Он был геологом, а я, собственно,
разнорабочий: его знания делали возможным выполнение задания. Но если я брал
пробы, или мыл шлих, или делал расчистку, а он камералил, то ничего
зазорного для себя он не находил в том, чтобы, приготовив специально для
меня любимый мною индийский чай, принести его мне прямо на место. В то же
время он высказывал напрямую, не очень считаясь с последствиями, все, что он
думает о человеке, вредном для дела. Игорь считал личные взаимоотношения
вторичными.
Очень характерно было для него такое поведение. Перед нашим
семидесятипятидневным маршрутом он получил двенадцать писем от жены, которую
очень любил. Я получил только одно, другие больше, но двенадцать - никто.
Как же он их читал? Каждый вечер в палатке при свече Игорь прочитывал только
одно письмо; на следующий день он перечитывал его опять с начала до конца и
с конца до начала; на третий день читал следующее; на четвертый опять
перечитывал его и так далее. Когда я его спросил:
- Почему ты хотя бы не прочитаешь последнее? Может, там самое важное,
может, не дай бог, кто-нибудь заболел, - он ответил разумно:
- Она бы послала телеграмму.
Игорь был начисто лишен профессионального снобизма, эдакого высокомерия
адепта, и это выгодно отличало его от других геологов. К тому же он обладал
острым чувством собственного достоинства и поэтому никогда не позволял
задеть его у других.
К Чукоче Игорь переменил отношение, так как щенок стал в некотором роде
нашим кормильцем. Он обнаруживал уток и поднимал куропаток.
- Ты был прав. Нам повезло с этой лайкой.

Если нам повезло обоим, то я просто сорвал банк у судьбы. Я полюбил
Чукочу, а он меня. Так редко приваливают нам в жизни привязанности и