"Владимир Филимонов. Чукоча (История собаки, которую предал человек) " - читать интересную книгу автора

что не напрасно он дарил меня почти незаметным выражением привязанности, и
от этого старался поступать наилучшим образом, беря на себя более трудную
работу. И однажды убедился в этом на сто процентов.

Эти лето и осень на Чукотке оказались на редкость благодатными: дождей
было сравнительно мало, а снег выпал только однажды, в конце июля, - это
лишило нас грибных обедов, грибы сделались водянистыми и непригодными к
пище, хотя их было такое множество, что я от злости сбивал их ногами.
Хеточан, по которому мы шли, разлился широко и был настолько мелок, что
на каждом перекате нам приходилось перетаскивать лодку с большим трудом,
всякий раз боясь, что острый осколок камня пробьет днище. Я шел впереди,
определяя фарватер, за мной шлепал Чукоча. Его то и дело сбивало течением,
но в конце концов он выучился получше меня выбирать путь от косы к косе и
таким образом больше идти, чем плыть. Лодку вел на поводке Игорь, и, с моей
точки зрения, это было занятие пренеприятное.
Эта лодка была блудливым и коварным существом, всегда готовым сесть на
мель или стать бортом к течению, угрожая перевернуться в самом неподходящем
месте. Если замешкаться поблизости от нее, она сама по себе срывалась и
бодалась, опрокидывая в воду, что при температуре воздуха +5 +7 C было
неприятно и заставляло взвинчивать темп, чтобы согреться и высушить
собственным теплом одежду. Иногда река сужалась, Игорь садился в лодку и
греб, а Чукоча вскакивал на нос и победоносно глядел на меня, безлошадного и
бегущего звериной тропой по берегу, чтоб не отстать от лодки. Но это он
просто разыгрывал меня, потому что чувство товарищества брало верх - и он
выпрыгивал и бежал вместе со мною. Несколько раз нам попадались завалы,
приходилось разгружать лодку и перетаскивать бутор в обход на горбу.

И вот однажды Хеточан преподнес нам подлость, которую мы никак от него
не ожидали, - протоку прорыва. Как и всякая беда, она шла рука об руку с
другой: небо продырявилось в самом гнусном месте - и на нас обрушился потоп
из воды, ледяной крупы и снега. Мы разбрелись в разные стороны, ища обход,
но и его не было - с одной стороны болото километров на пять, с другой -
противотанковые надолбы из многовековых здоровенных павших лиственниц, через
которые и без груза не пролезть.
Выход был один - прорубить просеку для лодки. На это ушло восемь часов,
и по меньшей мере два из них запомнились мне на всю жизнь: чтоб дать лодке
путь длиной сантиметров в пятьдесят, я все это время как заведенный махал
топором, срубая под собой утопленную в воде лиственницу. Я стоял на этой
лиственнице неуверенно. Вода доходила мне до щиколоток, рядом, заглушая все
звуки, ревел Хеточан, уходя в глубину; руки налились усталостью, ноги
дрожали: соскользни сапог с лесины - Игорь не смог бы найти даже мой труп.
Ни он, ни Чукоча не могли ничем мне помочь - топор был один, страховаться не
было возможности, и я рубил и рубил проклятую лесину, зверея от усталости и
перенапряжения. Оружие валялось на берегу, мокрый до костей Чукоча сидел на
берегу, не глядя на меня, и иногда нервно перебирал лапами. Время от времени
я просил Игоря перебросить мне линь - он мне был нужен чисто психологически,
ни от чего не спасал, только эта тонкая ниточка придавала эфемерную
уверенность, что существует волосок, спасающий мне жизнь. И когда занемевшие
руки чуть не выронили топор - а он у нас, повторяю, был один, - я испугался
окончательно и хотел было запросить у себя пардону, но мой взгляд упал на