"Генри Филдинг. Амелия" - читать интересную книгу автора

запрещающий проституцию, и велел отправить ее на месяц в исправительный дом
{10}. Затем к нему подвели мужчин} и женщину, молодых и разодетых по моде,
относительно которых человек чрезвычайно почтенной наружности показал под
присягой, что застал их при обстоятельствах {11}, каковые мы не решаемся
описать здесь с такими же подробностями, с какими он сделал это перед
судьей, причем последний, заметив, что его письмоводитель усердно ему
подмигивает, с большим жаром отверг всякую возможность со своей стороны
поверить столь неправдоподобном) происшествию. Он распорядился немедленно
отпустить молодую пару и уже собирался было безо всяких доказательств
препроводить обвинявшего их человека в тюрьму как лжесвидетеля {12}, однако
письмоводителю, выразившему сомнение в том, обладает ли мировой судья таким
правом, все же удалось его разубедить. Судья было заспорил и сказал, что он
"собственными глазами видел человека, выставленного за лжесвидетельство у
позорного столба, и даже, более того, - знавал человека, угодившего за это в
тюрьму, а как бы он туда угодил, если бы его туда не препроводили?"
- Что ж, сударь, может так оно и было, - ответствовал письмоводитель, -
не только один весьма поднаторевший в законах стряпчий говаривал мне, будто
человека нельзя отправить в тюрьму за лжесвидетельство, прежде чем присяжные
решат предать его суду, и причина, я думаю, в том, что лжесвидетельство не
есть нарушение общественного порядка, если только присяжные не сочтут его
таковым.
- Пожалуй, что и так! - воскликнул судья. - Ведь лжесвидетельство это
всего лишь словесное оскорбление, а одной брани, чтобы выписать ордер на
арест и вправду маловато, разве только вписать туда: при скандале, дескать,
было учинено бесчинство {Opus est interprete (эти слова нуждаются в
пояснении - лат.). Согласно английским законам, оскорбительные слова не
подлежат судебному наказанию, однако некоторые не в меру ретивые блюстители
порядка при обращении к ним какой-нибудь сварливой женщины с просьбой
наказан обидчицу, горя желанием вершить правосудие, истолковывали пустяковую
и безобидную перебранку как бесчинство, каковое на языке закона означает
грубейшее нарушение общественного спокойствия, учиненное несколькими
лицами, - по меньшей мере тремя, ибо меньшему числу предъявить такое
обвинение попросту невозможно. На основании этого слова - бесчинство или
бесчинность (ибо я видел, что его пишут и так, и эдак) - многие тысячи
пожилых женщин был задержаны и приговорены к уплате судебных издержек, а
иногда их сажали и в тюрьму единственно за некоторую несдержанность в
выражениях. С 1749 года подобная практика пошла на убыль (примеч. Г.
Филдинга).}.
Итак, почтенного свидетеля уже собирались было отпустить с миром, но
ту! обвиненная им молодая особа объявила, что он несколько раз обозвал ее
шлюхой и она охотно подтвердит это под присягой.
- Вот как, значит вы готовы на это, сударыня? - вскричал судья. -
Немедля приведите ее к присяге, а вы, констебль, придержите этого человека,
пока мы выписываем ордер на арест; ну, теперь уж ему не отвертеться.
Все это мигом было исполнено, и незадачливого свидетеля за отсутствием
поручителей препроводили в тюрьму.
Затем настал черед молодого человека по имени Бут: он обвинялся в том,
что напал на стражника во время исполнения тем служебных обязанностей и
разбил его фонарь. Нападение засвидетельствовали два очевидца, а в качестве
дополнительного вещественного доказательства были предъявлены