"Григорий Филановский. Дочь Атланта ("Знание - сила", 1964, № 12)" - читать интересную книгу автора

глубоко-синее море, словно в нем небо полощется. И море еще прозрачнее
неба: сквозь него видны солнечные осколки на дне.
- Вам пить хочется? Пейте, - Галя перегнулась за борт и опустила лицо в
воду. Я повторил ее движение и ощутил, что на поверхности вода пресная, с
чуть уловимой горечью.
- Совсем как нарзан, жаль только, что сейчас она у вас такая теплая.
Галя снова поглядела на меня, как фокусник перед появлением стайки
голубей из шляпы.
- Ныряй!
Охотно нырнул с лодки в синюю теплынь, блаженно вынырнул, подзадоренный
Галей пошел ниже: кажется вот-вот дно, и вдруг меня схватил озноб,
прижались ледяные иголочки, я выскочил сам не свой под Галин смех: "Каково?
прохладно?..."
- Брр - остров ваш со странностями...
"Это еще что..." - протянула она. Положила весла, и нас неведомой силой
повело в обход острова. Хорошо... Блаженно, как в самом приятном сне... Но
...Я глянул на часы и заторопился к причалу. "Куда?... Оставайтесь
ненадолго. За недельку не заскучаете. Я тут все время стараюсь не скучать,
да не всегда получается. Ну, что, ну что вас ждет дома, от чего нельзя
оторваться? Работа? Можете писать на месте заметку о дядиных яблоках. Еще
что? А?.. Оставайтесь, не пожалеете...." И - бросила мне золотистое,
наливное: лови!
Эх, яблочко, куда ты котишься?..
Побежали дни. Любовался морем, писал, что взбредет в голову, забрасывал
Галю стихами - чужими, разумеется, какие любил и помнил. Только заметка о
чудесных яблоках не вытанцовывалась: Алексей Александрович скупо говорил
со мной о разных разностях, но о яблоках и о жизни - не вообще, а о своей
жизни - не получалось, видно, с первой нотки.
В последний день Галя разбудила меня чуть не с рассветом: полно
валяться, лежебока! Лодырничаешь, так хоть побродим с утра. Подгадала же
денек, когда набежали тучи, пошел моросить дождь, и все резко вокруг
изменилось. Словно я прожил здесь черт знает сколько и проморгал, как
сгинула лазурь и накатилась осень. Вспугнутые, разлетающиеся, вялые
листочки, доживающий камыш, торопливые птичьи следы на мокром песке. И
вдобавок озверелое, отяжелевшее море кидается на остров, грозя вдруг
накрыть девятым валом - и поминай как звали...
Счастливое, в дождинках (здесь вообще радовались редким дождям) Галино
лицо; внутреннее недовольство своим бестолковым пребыванием на острове; и
какая-то тоска ожидания - все это придало мне раздраженья, и я стал
дурацки выговаривать Гале за то, в чем она, если и виновата, то счастливо
виновата.
Она не плакала в ответ, даже вроде не сердилась, а время от времени
безразлично повторяла: иди, плыви домой, кто тебе не дает... И вдруг, тихо
обняв меня, сказала тоном, похожим на первое предложение прогулки по
Соленому: "А знаешь, у Савелихи сынок Витька - талант! Тебе интересно.
Айда к ним!..."
Под разухабистым дождем мы двинулись в путь, нанося попутно якобы
вынужденные (от дождя прятались) визиты соседям и знакомым, то есть почти
всем. Я не очень возражал, и пока меня пышно рекомендовали как писателя,
гостя дяди Алеши, я с любопытством разглядывал ничем, впрочем, не