"Лион Фейхтвангер. Изгнание" - читать интересную книгу автора

умереть с голоду. Сколько жалких, напрасных усилий она прилагала, стараясь
скрыть свое положение у Гиршбергов, и все-таки все знали, что она там не
больше чем прислуга. А теперь она была бы довольна и этим. Надо как-нибудь
опять встретиться с Элли.
Зепп Траутвейн между тем читает газеты, позабыв обо всем на свете; он
поджал губы, и стянутый рот придает ему озабоченный и чуть-чуть смешной вид.
Выражение его лица быстро меняется, отражая целую гамму ощущений. Он то
ворчит про себя, то издает какое-то короткое рычание, то покачивает головой.
- Идиоты! - Затем опять чему-то кивает и говорит убежденно:
Великолепно! - Вдруг он прерывает себя, лицо его озаряется, угловатой
неловкой походкой идет он к письменному столу и, насвистывая, усиленно качая
в такт головой, записывает какую-то мысль, которая только что пришла ему в
голову.
Анна, вздыхая, подымается с постели. Приводит в порядок обе комнаты.
Потом идет в маленькую, очень узкую ванную; ванная служит ей и кухней, это
неудобно и неаппетитно, но что поделаешь? Анна накладывает румяна и
пудрится, молча, тщательно. Отражение в зеркале мутное и нечеткое, зеркало
плохо освещено, но достаточно хорошо видно, что черты лица у нее расплылись,
глаза потускнели. Будь она господин Перейро, ей эта Анна не понравилась бы.
Правда, никогда нельзя знать, на что реагирует мужчина. Когда Анна хорошо
настроена, когда она смеется, показывая свои красивые, крупные белые зубы,
она производит впечатление еще совсем молодой.
Анна надевает пальто. Она стоит - стройная, чуть-чуть пополневшая, но
еще такая яркая, такая представительная; нужен наметанный женский глаз,
чтобы увидеть, каких стараний стоило прикрыть места, где вытерся мех на
шубе.
- Надо заранее приготовить нотный материал, на случай если состоится
радиопередача, - говорит она. - Иначе в последнюю минуту из-за такого
пустяка все может сорваться.
Он с трудом отрывается от своих мыслей, бормочет что-то вроде "гм" и
"ну конечно, как знаешь". Но она настаивает.
- Это обойдется довольно дорого, - деловито добавляет она.
- Я подумаю, - говорит он со скукой в голосе, чуть ворчливо. Тогда она
решительно заявляет:
- Лучше уж я поговорю с мосье Перейро. Для него это пустяк.
Зеппу неприятно.
- Стоит ли этого вся затея? - говорит он нерешительно.
- Да, стоит, - твердо заключает она.
Она поворачивается, собираясь уходить. Но тут он поднимается и, должно
быть, только теперь видит ее по-настоящему.
- Ты великолепна, - восхищается он, искренне любуясь ею. - И как только
ты ухитряешься, не понимаю. Смотри, не очень надрывайся, старушка, советует
он ей сердечно, с выражением дружеской заботы на худощавом лице. Он называет
ее "старушкой", произнося всю фразу на баварском диалекте, отчего она звучит
как интимная ласка, и, улыбаясь, прибавляет: - Мне не следовало бы этого
говорить, но, право, если ничего не выйдет с дурацким радио, особенно
горевать не буду. Итак, до свиданья, старушка, желаю успеха. И кланяйся
Перейро, но только в том случае, если он твердо скажет "да".
С ее уходом он почувствовал себя особенно славно. Он привязан к Анне.
Когда ее нет дома, он очень скоро начинает ощущать ее отсутствие; с теплым