"Лион Фейхтвангер. Изгнание" - читать интересную книгу автора


За удачным утром следует удачный день.
В редакции "Новостей" Зепп Траутвейн, невзирая на ворчание коллег,
получает в свое распоряжение Эрну Редлих, машинистку и секретаршу, с которой
он охотнее всего работает. Он в ударе, к тому же статья о физиономиях
правителей третьей империи, слушающих музыку, открывает перед ним
возможность говорить о вещах, больше всего волнующих его, - о музыке и
политике. В статье есть та хлесткость, та крепкая мюнхенская терпкость,
которую он хотел придать ей.
Но в редакции много срочного материала, сомнительно, что статью дадут в
очередной номер, если Траутвейн не настоит на своем. Своей неловкой
походкой, носками внутрь, он проходит в кабинет к Францу Гейльбруну,
главному редактору.
Достаточно закрыть за собой большую, обитую войлоком дверь, отделяющую
голые редакционные комнаты от кабинета Гейльбруна, чтобы очутиться в
совершенно другом, прежнем мире. В Берлине Гейльбрун, главный редактор
"Прейсише пост", наиболее видной столичной газеты, пользовался большим
влиянием; когда он там держал себя вельможей, его величественные слова и
жесты соответствовали его положению. Здесь же, в редакции "Парижских
новостей", или "ПН", как их повсюду называли, жесты эти производили скорее
смехотворное впечатление. Но, прекрасно сознавая это, Гейльбрун не мог
отделаться от повадок вельможи - он был король в изгнании, и Траутвейн с
присущей баварцу живостью воображения мысленно сравнивал барственный,
величавый стиль Гейльбруна с непомерно широким костюмом на сильно похудевшем
человеке. Вот и сегодня Траутвейн, улыбаясь про себя иронически и
добродушно, дивится тому, как Гейльбрун сумел превратить большое
неприветливое канцелярское помещение в место, где можно "принимать", и, при
всем убожестве комнаты, придать ей особый отпечаток какой-то легкой, изящной
жизни. Тут были и дорогой ковер, правда очень миниатюрных размеров, и
удобная софа, и внушительный письменный стол хорошего дерева; повсюду лежали
сигареты, несмотря на опасность, что кто-либо из голодной публики стянет их.
При входе Траутвейна главный редактор Гейльбрун не расстается с
сигарой, торчащей в уголке его большого чувственного рта. Но Траутвейн не
обращает на ото внимания; у него с Гейльбруном хорошие отношения, их
объединяет общность политических взглядов, оба они отличаются терпимостью и
в то же время горячностью. Впрочем, Франц Гейльбрун, как это с ним часто
бывает, не выспался. Ему шестьдесят лет, он работает с удовольствием, но и
живет он в свое удовольствие, ему не хватает дня и особенно ночи.
- Ну, милый мой, - встречает он Траутвейна, - что вы нам хорошего
принесли? - И широким жестом указывает Траутвейну на удобное кресло для
посетителей. Траутвейн протягивает ему рукопись, Гейльбрун читает,
усмехается. - Хорошо, крепко, терпко, по-баварски, - говорит он. Многовато
только у вас "задниц", "пачкунов" и прочего. Хорошо бы вычеркнуть несколько
штук, тогда выиграют те, что останутся.
- Ладно, - миролюбиво говорит Траутвейн. - Сейчас вычеркну и сдам в
набор на тот случай, если статья пойдет в следующем номере.
- Конечно, пойдет, - отвечает Гейльбрун.
- Ведь есть срочный материал, - благородно замечает Траутвейн.
- Хорошая статья - всегда срочный материал, - говорит Гейльбрун. - К
сожалению или к счастью, как вам угодно, здесь у нас нет такой нужды в