"Лион Фейхтвангер. Симона " - читать интересную книгу автора

больше презирать ее. Вот он пошел в душевую и ведет себя так, словно ее и
нет тут, словно она воздух, он даже дверь не закрыл. Она не знает, куда
глаза девать со стыда. А тут еще Генриетта заглядывает в окно и говорит:
"Ай-ай", - и смеется над ней.
Морис стоит под душем в таком густом облаке водяной пыли, что ничего не
видно, да Симона и но смотрит вовсе в его сторону, а водяной каскад
презрительно плещет:
- Этакая глупая девчонка. К дофину она пойдет. Пускай идет лучше на
свою разлюбезную виллу Монрепо, там ей и место.
Но тут вдруг входит человек, небрежно одетый, у него худое лицо и
густые золотисто-рыжие волосы и много-много морщинок вокруг умных
серо-голубых глаз. Он садится на скамью и, положив ногу на ногу, благодушно
говорит Морису:
- Послушайте, мосье, вы несправедливы к моей малютке. Я действительно
прислал ей письмо. Так что лучше не упрямьтесь и извинитесь перед ней по
всей форме. - Морис быстро завертывается в простыню. Он прячет голову, чтобы
скрыть, как ему стыдно.
А Симона довольна. К ней всегда были несправедливы, про нее всегда с
насмешкой говорили: "Кто скажет, что эта Симона дочь Пьера Планшара". В ней
видели только бедную племянницу и бессловесную служанку с виллы Монрепо.
Капитан де Бодрикур отпускал на ее счет грязные шуточки и предлагал ее своим
солдатам. Но на нее пал выбор Наставника, теперь никто даже в помыслах своих
не осмелится сделать с ней что-либо непристойное.
Она пускается в путь, она идет в ставку. Ставка дофина находится в
Шиноне, это ей известно из книг. Она хорошо знает дорогу, надо пройти через
Солье и Отэн. Но она сразу видит, что это безнадежное дело, по таким
запруженным дорогам ей ни за что не пробраться. Симона стискивает зубы,
пускает в ход локти, она должна пройти, на нее возложена миссия. Но беженцы
не пропускают ее. Все против нее. Особенно один мальчик, подросток лет
четырнадцати, он стал посреди дороги, с места его не сдвинешь. Она сует ему
сверток с сыром роблешон, который взяла на дорогу. Но мальчик только зло
посмотрел на нее.
Она должна сказать беженцам, что она такая же, как они, должна
рассказать им о своей миссии, должна показать им письмо. "Я пришла, чтобы
утешить слабых и угнетенных" - так сказала Орлеанская Дева. Симона прочитала
это в своей книге. Она должна убедить беженцев пропустить ее.
Но она не может выговорить ни единого слова, ей будто заткнули рот. И
руки не может поднять, чтобы показать письмо. И все вокруг тоже немы и
неподвижны, и это, пожалуй, страшнее ее собственной немоты. Весь поток
беженцев застыл, как на картине, не слышно гула моторов, людских голосов,
лошадиного ржания. Эта беззвучность, эта неподвижность в ней самой и вокруг
нее невыносимы, они словно тисками сжимают ей сердце.
Где взять силы, чтобы преодолеть все препятствия?
Она хватается за письмо. Думает о Наставнике. Овладевает собой,
поднимает ногу. И, кто бы мог подумать, вот она уже сделала шаг, вот она уже
идет. Больше того, она идет быстро, дорога свободна, она идет, и люди
расступаются перед ней.
Она - в Шиноне.
Но в таком виде, потная, в этом светло-зеленом полосатом платье, она
никак не может идти к дофину. Надо сперва хорошенько умыться, приобрести