"Лион Фейхтвангер. Симона " - читать интересную книгу автора

их, от них требовали, чтобы они снялись со своих мест. А теперь они
запрудили все дороги и мешают продвижению наших войск. И кто знает, что
тут - то ли правительство оказалось несостоятельным, то ли здесь действовала
чья-то злая воля.
Старик был вне себя, он яростно жестикулировал. Симона смотрела на него
и не могла себе представить, что всего несколько минут назад он дремал в
своем кресле, такой маленький, сгорбленный.
- Премьер заявил по радио, - продолжал между тем папаша Бастид, - что
целые армейские корпуса не могли занять предназначенных им позиций, что
мосты, вопреки приказам, оставались невзорванными. Он отставил шестнадцать
генералов. Он сам намекнул, что тут не без измены. Ходят слухи, вот и мой
Ксавье тоже говорит, что весьма влиятельные лица в союзах предпринимателей,
в Комитэ де Форж, во французском банке, с самого начала рассчитывали на
победу бошей и что такая победа им только на руку. Но я не верю этому, -
звонко крикнул он в бессильной ярости. - Моя старая голова отказывается
этому верить. Я знаю, на что способны фашисты. С тех пор как они убили
Жореса, я знаю, на что способны двести семейств. От них можно всего ждать,
но уж такого - нет, не допускаю.
Он вдруг замолк, остановился перед Симоной и, показывая на портрет
Жореса, процитировал боготворимого учителя:
"Францию родили века совместных страданий и совместных стремлений.
Разумеется, существует классовая борьба, глубокие социальные противоречия,
но идея отечества незыблема". Неужели ты думаешь, - с какой-то даже угрозой
в голосе спросил он Симону, - что есть французы, способные в минуту
опасности предать Францию? Способные выгнать своих соотечественников на
дороги и проселки? - И он показал вниз, на поток беженцев. - Я этого не
думаю, - старался он убедить самого себя. - Я отказываюсь так думать, -
бушевал он, стуча кулаком по столу.
Красивыми серьезными глазами Симона долго смотрела на старика. Он был
частью старой Франции, он не желал мириться с мыслью, что этой Франции
больше не существовало. Худенький, беспомощный, отважный и немного смешной,
он горячо отстаивал свои отжившие идеалы.
- Во всем виноваты адвокаты, - продолжал он, вновь принимаясь
расхаживать из угла в угол, - политики и адвокаты, управляющие Францией. Они
спокойно смотрели, как боши вооружались и как наши финансисты давали им на
это деньги, они спокойно смотрели, как наши двести семейств переводили свои
капиталы в Америку и сбывали нашу сталь бошам, они только спорили и
торговались, и снова спорили, и снова торговались, а результаты вот. - И он
опять показал вниз на беженцев.
С особым удовольствием слушала Симона, как папаша Бастид разносит
адвокатов. Кто, как не они, эти адвокаты, всячески мешали тому, чтобы память
ее отца оставалась незапятнанной и чтилась по заслугам? Сначала затянули
следствие о гибели отца в лесах Конго, а затем и вовсе замяли дело.
Долго еще папаша Бастид громил адвокатов. Вдруг он, оборвав себя на
полуслове, остановился перед Симоной и улыбнулся; да, как ни бушевали в нем
горе и гнев, он сумел все же вызвать на своем лице ласковую, несколько
натянутую улыбку.
- Но, надо думать, ты не для того пришла, малютка, чтобы слушать, как я
отвожу душу, - сказал он. - И ты даже не отведала моей ореховой водки. Но,
погоди, у меня для тебя кое-что припасено. - И напряженной, неестественно