"Лион Фейхтвангер. Испанская баллада" - читать интересную книгу автора

как чужеземец здесь; чего ради смотрит он на эти ветхие стены? Вот он сидит,
этот неверный, словно он здесь дома, словно хочет остаться здесь навсегда.
Челядь чужеземца, дожидавшаяся его в наружном дворе, рассказала, что в Севилье
у него пятнадцать породистых коней и восемьдесят слуг, из них тридцать -
черные. Да, неверные живут богато и широко. Но хоть прошлый раз король, наш
государь, и потерпел поражение, придет пора, и милостью Святой Девы и Сант-Яго
мы их побьем, побьем неверных и заберем их сокровища.

А чужеземец все еще не уходил. Да, севильский купец Ибрагим сидел и думал
свою думу. Еще ни разу не приходилось ему принимать такое ответственное
решение. Ведь тогда, когда мавры вторглись в Андалусию и он принял закон
Магомета, ему шел всего тринадцатый год, он не отвечал ни перед богом, ни
перед людьми, за него решила семья. Теперь он должен выбирать сам.

Севилья сияла в зените славы, великолепия, зрелости. Но, как говорит его
старый друг Муса, это была уже перезрелость; солнце западного ислама
перешагнуло зенит, оно склонялось к закату. Здесь, в христианской Испании, в
Кастилии, подъем только начинается. Все здесь еще в первобытном состоянии. Они
разрушили то, что создал ислам, и кое-как зачинили. Сельское хозяйство
оскудело, землю обрабатывают по старинке, ремесла в упадке. Государство
обезлюдело, а те, кто остался, привыкли к ратному делу, не к мирному труду.
Он, Ибрагим, призовет сюда людей, которые умеют работать, которые умеют добыть
то, что лежит без всякой пользы в земле.

Вдохнуть жизнь и дыхание в опустившуюся, разоренную Кастилию будет
нелегко. Но это-то как раз и заманчиво.

Правда, потребуется немало времени, потребуются долгие, ничем не
потревоженные мирные годы.

И вдруг он почувствовал: то был божий глас, его он услышал уже тогда,
пятнадцать месяцев назад, когда дон Альфонсо после поражения просил эмира
Севильского о перемирии. Воинственный Альфонсо шел на многие уступки -
соглашался отдать некоторые области, щедро возместить военные убытки, но пойти
на то, чтобы перемирие длилось восемь лет, как того требовал эмир, король
никак не хотел. А он, Ибрагим, убеждал и уговаривал эмира настаивать на этом
требовании и лучше постепенно уступать в другом, удовлетвориться меньшими
земельными приобретениями и не столь щедрым денежным возмещением. И, в конце
концов, он добился своего, и перемирие на восемь долгих благодетельных лет
было подписано и скреплено печатью. Да, это сам бог понуждал и вразумлял его
тогда: "Борись за мир! Не отступай, борись за мир!"

И тот же внутренний голос привел его сюда, в Толедо. Если начнется новая
священная война - а она обязательно начнется, - задиристый дон Альфонсо
почувствует большое искушение нарушить перемирие с Севильей. Но он, Ибрагим,
будет тут и будет удерживать короля хитростью, угрозами и доводами рассудка, и
если ему не удастся отговорить короля, он все-таки оттянет войну.

А для евреев, для его евреев, это будет благословением, ибо, когда
вспыхнет война, он, Ибрагим, будет заседать в королевском совете. На евреев на