"Лион Фейхтвангер. Тысяча девятьсот восемнадцатый год" - читать интересную книгу автора

Но он выразил самую суть. Для великой цели. Вот - главное. Вот то, что
решает. (Опять подходит к письменному столу.)
Разве важно, что через сто лет каких-нибудь три эстета будут упиваться
красотой этой сцены? Проснется ли от этого спящий? Насытится ли голодный?
Прибавится ли в мире хоть на волос справедливости?
Мое искусство! Будь острым клинком, пронзающим сердца богатых. Будь,
мое искусство, удушливым пожаром, сжигающим тупые чувства сытых. Будь, мое
искусство, бичом и разящим железом, или не будь ничем.
"...Я надела мое самое нарядное платье и стала на дороге, по которой он
шел. Но молодой господин прошел мимо и не подарил меня ни единым
взглядом".
Нет, не время украшать чувства бутафорией и пестрым тряпьем. Эта сцена
красива? Долой ее. (Рвет написанное.)


2


Отлогий берег реки. Скамья. Вечер.

_Анна-Мари_ (18 лет, брюнетка, маленького роста, одна). Отсюда не видно
его дома. Здесь я сяду и буду ждать, пока стемнеет. А потом я это сделаю.
Восемнадцать лет - это ведь так мало! Как медленно ползет эта маленькая
гусеница. Она еще не успеет переползти через дорогу, как меня уже не будет
на свете. Восемнадцать лет. Можно прожить в четыре раза больше. Жизнь даже
еще не началась. Почему все говорят, что... это - самое прекрасное в
жизни. Но если после... этого все кажется таким... таким отвратительным?
Чего же ждать от всего остального?
Может, сначала пойти и отомстить ему? Хорошо бы. Когда он увидит, что
деться некуда, его толстая физиономия станет белой как мел, он весь
затрясется... Тут уж ему будет не до шуток.
Нет. Явится полиция, начнется расследование. Все выйдет наружу, станет
известно дома. Нет. Придется оставить его в покое.
Восемнадцать лет... Нет, только не реветь. Зверя мы все. Все обман. "О,
если бы они вечно зеленели". Вранье. Сначала горит все тело, заснуть не
можешь. А потом - ничего, кроме омерзения и тоски.
Может быть, распустить волосы, прежде чем... Это я видела однажды в
кино. Все ревели.
Не могу сидеть спокойно. Пойду еще раз на ту сторону. Когда колокольня
исчезнет из виду, я это сделаю.
Восемнадцать лет. (Уходит.)

_Томас_ и _Кристоф_ входят. Кристоф - чуть постарше Томаса,
белокурый, честный, заурядный.

_Кристоф_. Я верю тебе. Потому что я твой школьный товарищ и друг. И
потому, что ты гений, а я почтовый чиновник. Но, в сущности, надо бы
рассуждать трезво.
_Томас_ (настойчиво). Неужели ты не видишь их? Ведь я нарисовал их
тебе, как живых. Предводитель рабов стремится к освобождению попираемых,