"Лион Фейхтвангер. Статьи" - читать интересную книгу автора

обаятельная, добрая, легкомысленная, сентиментальная, поддающаяся любому
мимолетному впечатлению дама лет тридцати пяти. Она многое пережила,
видела много горя, но все это горе не убило ее природного легкомыслия,
слегка приправленного сентиментальностью. В то время как ее осаждают
кредиторы, а слугам нечего есть, она нанимает музыкантов для танцев и
подает нищему золотой. Ни нежная любовь к дочери, ни душевные муки из-за
смерти маленького сына не помешали ей сбежать в Париж с элегантным
прохвостом, который ее обирает. Беспомощная, непрактичная, она позволяет
себя обкрадывать, не пытаясь хоть как-то воспротивиться этому. По
малейшему забавному поводу глубочайшее уныние у нее сменяется безудержным
весельем. Слабая, беспомощная и при всем своем богатстве вечно ощущающая
нужду в деньгах, она отнюдь не теряет врожденной самоуверенности
привлекательной женщины. Нежная привязанность к вишневому саду,
благоухающему приюту чистой и безмятежной юности, радужным светом освещает
всю ее жизнь.
Ее брату Гаеву куда труднее сохранить свой аристократизм, когда гибнет
вишневый сад. Уже хотя бы потому, что его натура сложнее. Он вырос в
атмосфере либеральных взглядов того поколения шестидесятых годов, которое
подготовило общественное мнение к социальным реформам Александра II, к
отмене крепостного права. Либеральное воспитание внушило ему склонность к
утопическому, оторванному от реальности прожектерству, риторическому
оптимизму, а также безудержную страсть по любому поводу произносить
длинные велеречивые монологи самого отвлеченного характера. При этом в
свои пятьдесят два года он не только внешне в высшей степени изыскан и
по-старомодному элегантен, он и по натуре феодал и аристократ до мозга
костей. Жалко смотреть, как под натиском презираемого плебея внутренне
передергивается и ежится его утонченный аристократизм. Как он, превыше
всего ценящий светскость, чувство собственного достоинства и вельможную
небрежность, совершает одну бестактность за другой. Как он, оказавшись в
руках Лопахина, не может заставить себя относиться к бывшему своему
крепостному иначе, как к неотесанной деревенщине. Как, теряясь перед
грубой практичностью этого крестьянина и наглой бесцеремонностью лакея, он
ищет спасения в глупом и фатоватом шутовстве, либо пропуская все
неприятное мимо ушей с высокомерным судорожным "кого?", либо отвечая
невпопад и бессвязно пересыпая свою речь биллиардными терминами.
Но самый трогательный образ пьесы - старый Фирс, дряхлый старик
восьмидесяти семи лет, слуга трех поколений семьи Гаевых. Слабый,
полуглухой, трясущийся, ковыляет он через все действия. Старый лакей уже
заговаривается и несет вздор; но все умолкают, когда он открывает рот, к
нему прислушиваются. Ибо его устами глаголет доброе старое время, его
устами вещает тот расцвет вишневого сада, когда еще не был забыт "способ",
когда еще свято блюли разницу между господами и холопами, когда господину,
только чтобы доказать царице преданность своих крепостных, стоило лишь
повелеть: "Прыгай с башни!" - и холоп разбивался насмерть. Фирс - это
песня песней вишневому саду, старому, патриархальному укладу жизни, данным
от бога отношениям между людьми, сладости рабства; он - образец собачьей
преданности, меланхолический русский аналог Юсту Телльхейма. На новый мир,
где нет ни крепостных, ни порки, он взирает с тоской, недоуменно и
презрительно ворча. Ему нет места в изменившемся мире без рабов. Поэтому
то, что первые удары топора знаменуют не только гибель вишневого сада, но