"Лион Фейхтвангер. Настанет день" - читать интересную книгу автора

- Твое бремя гнетет меня, как мое собственное, - сказала она, ее спина
как-то бессильно сгорбилась, и Мара добавила: - Земля Израиля, бедная моя
земля Израиля.
"Земля Израиля", - произнесла она по-арамейски. Иосиф понял ее и
позавидовал ей. Несмотря на свое всемирное гражданство, он расколот
надвое. Она же цельна и едина. Она срослась с почвой Иудеи, она - часть
Иудеи, ее место - под небом Иудеи, среди живущего там народа, и Иосиф
почувствовал, что если она, пусть и кротко, по своему обыкновению, но не
раз звала его вернуться туда, то она была права, и он не прав, отказывая
ей в этом.
Он вспомнил многочисленные искусные аргументы, построенные им, чтобы
оправдать свой отказ. В Иудее, заявил он, слишком большая близость событий
будет затуманивать его зоркость, страсти других увлекут его, он не сможет
там работать над своим исследованием с той объективностью, в которой
заключен основной залог успеха. И все-таки оба понимали, что это только
отговорка. И все причины, якобы удерживающие его в Риме, тоже отговорки. В
Иудее он, может быть, написал бы свою книгу лучше, чем здесь, она стала
бы, в хорошем смысле слова, более иудейской. Может быть, Мара и в том
права, что для детей было бы лучше расти в поместье, на вольном воздухе, а
не в тесных улицах города Рима. Последнее, впрочем, весьма сомнительно:
если его маленькому Маттафию предстоит сделаться таким, как Иосиф задумал,
то мальчику следует оставаться в Риме.
Во всяком случае, Иосиф упорствовал и был глух к тихим просьбам Мары.
Пусть он избрал уединенную жизнь, но он хочет, чтобы вокруг него кипел
город Рим, от этого он не намерен отказываться. В провинции ему было бы
тесно; в Риме, если он даже сидит запершись, его утешает мысль, что
достаточно сделать сто шагов, и он окажется на Капитолии, там, где бьется
сердце мира.
Но в самой глубине души он испытывал неловкость, даже какое-то чувство
вины за то, что держит Мару здесь, в Риме.
- Бедная земля Израиля, - подхватил он вздох Мары и закончил: - Зима
эта будет полна тревог.


За ужином, перед своей женой Дорион и пасынком Павлом, Анний Басс,
военный министр Домициана, давал себе волю. При этих двух он может
говорить откровенно, а присутствие учителя Павла, грека Финея, - это не
помеха. Ведь Финей - вольноотпущенник и в счет не идет. Конечно, и
отношения Анния с женой и пасынком, как ни велика его близость с ними, не
оставались безоблачными. У него бывало такое ощущение, словно Дорион,
несмотря на его головокружительную карьеру, считает его посредственностью
и, несмотря на свою ненависть, все же мечтает вернуться к своему Иосифу
Флавию, к этому мерзкому еврейскому интеллигенту. Совершенно ясно и то,
что она не слишком привязана к мальчику, которого родила от Анния, к
маленькому Юнию, а вот Павлом, своим сыном от Иосифа, восхищается и балует
его. Впрочем, Анний и сам невольно поддавался обаянию Павла.
Да, он любит Дорион и любит Павла. И хотя они, наверное, менее
привязаны к нему, чем он к ним, все же это единственные люди, перед кем он
может выложить все свои заботы, рассказать о подтачивающих его
неприятностях, неизбежных на службе у скрытного человеконенавистника