"Лион Фейхтвангер. Гойя, или Тяжкий путь познания" - читать интересную книгу автора

что хорошо, - платят, и чем оно лучите, тем дороже. Он знал, эта женщина
не достанется ему без борьбы и страданий, ибо человек окружен злыми
духами, окружен всегда: стоит позабыться, неосторожно предаться мечтам и
желаниям, - и со всех сторон налетят демоны.
Раньше он видел не то, что надо. Он сделал из нее капризную куклу.
Между прочим, она была и такой, но другого, что было в ней, он не увидел.
А ведь он и тогда уже был неплохим художником, во всяком случае, лучше
многих, и тех двоих тоже, что выше его рангом при дворе, - лучше Байеу и
Маэльи. Может быть, они больше учились у своего Менгса, дольше вчитывались
в Винкельмана, но глаз вернее у него, а учился он у Веласкеса и у природы.
И все же раньше он был маляром. Он видел в человеке только то, что ясно,
что отчетливо, а то многоликое, смутное, что есть в каждом, то угрожающее
- вот этого он не видел. Писать по-настоящему ой начал только в последние
годы, вернее только в последние месяцы после болезни. Дожил до сорока с
лишним и только теперь понял, что значит писать. Но теперь он это понял,
теперь он работает, не пропуская ни одного дня, работает часами. И надо
же, чтобы на его пути стала эта женщина! Необыкновенная женщина, и то, что
ему суждено, - необыкновенно; она принесет ему много хлопот, и отнимет
время, и отвлечет его от работы; и он клял себя, и ее, и судьбу, ибо знал,
что ему предстоит заплатить за эту женщину такой дорогой ценой.
Сквозь ветер и снег до него донесся звон колокольчика, а потом он
увидел священника и мальчика-служку, которые, невзирая на непогоду,
спешили со святыми дарами, по-видимому, к умирающему. Выругавшись про
себя, достал он носовой платок, расстелил среди грязи и преклонил колени,
как того требовали обычай, инквизиция и его собственное сердце.
Плохая примета - повстречать священника со святыми дарами, который
спешит к умирающему. Не принесет ему добра эта женщина. "Лучше
повстречаться в тупике с девятилетним быком, чем с женщиной, если тебя
одолевает похоть", - пробормотал он про себя. Он вышел из народа и хранил
в памяти суеверия и старые народные поговорки. Недовольно засопев, он
пошел дальше под дождем и ветром, держась поближе к домам, так как посреди
улицы грязь была по щиколотку. Вечно одни огорчения! И тут же он вспомнил
мосье де Авре, французского посла. Вот написал его портрет, а француз не
заплатил. Когда он в третий раз послал счет, ему дали почувствовать, что,
ежели он не перестанет надоедать господину де Авре, это вызовет
недовольство двора. Заказов хоть отбавляй, но получить деньги частенько
бывает трудно. А расходы растут. Собственный выезд стоит дорого, слуги
обнаглели и требуют все больше и больше да еще крадут; но ничего не
поделаешь, раз ты придворный живописец, выкладывай денежки. Его покойный
отец перевернулся бы в гробу, если б знал, что он, малыш Франчо, за два
дня тратит столько, сколько вся семья Гойя расходовала в Фуэндетодос за
целый год. Ну разве это не чудо, что он, Франсиско, может тратить столько?
И он ухмыльнулся.
Он дошел до дома; _серено_, ночной сторож, отпер ворота. Гойя поднялся
наверх, сбросил мокрое платье, лег спать. Но заснуть не мог. Накинув
халат, пошел к себе в мастерскую. Было холодно. Он на цыпочках пробирался
по коридору. Сквозь дверную щелку из комнаты слуги Андреев падал свет.
Гойя постучал; уж если этот молодец получает пятнадцать реалов жалованья,
пусть, по крайней мере, затопит. Полураздетый слуга неохотно выполнил
приказание.