"Лион Фейхтвангер. Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ" - читать интересную книгу автора

свою страну! Так нет, пусть она пропадает! Ее вот он не любит, эту хмурую,
туманную страну. И уж конечно, предпочитает ей более солнечный запад,
Рейн, свое графство Люксембург, Париж.
Епископ, крупный, плотный человек, с резко очерченным смуглым
итальянским лицом, сидел, озабоченный, в своем замке Бонконсиль, изливался
другу, аббату Виктрингскому, ласковому, рассудительному. Оба духовных отца
изрядно бранили Иоганна. Язычник он! Иеровоам! Безжалостно облагает
поборами свои церкви и монастыри! Не остановился даже перед могилой
Альберта Святого, приказал обшарить и ее в поисках сокровищ! Осквернитель
церквей! Ирод! "Время придет, - из нашего праха мститель восстанет!" -
процитировал ученый аббат древнего классика.
Да, это за много лет самый опасный, самый обременительный гость.
Помазанник божий, но, - епископ заявил напрямик, - негодяй и преступник.
Если бы не корона, его бы уже сто раз повесили. Нечисто играет. Аббат
подтвердил: он только что опять сплутовал в Инсбруке. Самый неисправный
должник и отчаянный мот нашего века. А тут еще эта предосудительная
близость с обеими богемскими королевами. Правильно сделали два года назад
в Праге. Он затеял тогда большой турнир, начались грандиозные
приготовления, дома на рыночной площади были снесены, чтобы очистить место
для палаток и трибун, а затем вместо двух тысяч приглашенных, вместо
императора, короля, князей, вельмож явились только семь паршивых
подозрительных рыцарей и один генуэзский банкир.
К сожалению, в данное время с ним так не поступишь. Вот в чем беда. Его
слава и репутация изменчивы, как луна. Еще совсем недавно его чурались,
точно прокаженного, а нынче уж превозносят как героя, как светоч
христианского мира, и даже его нищей, ограбленной Богемией овладело
ослепление, когда он возвратился после своих блистательных побед.
Настойчиво предостерегал аббат епископа, чтобы тот ни в коем случае не
связывался с Люксембуржцем. Вся его политика в конечном счете бесцельная
потеха. "Прохладные волны, блистая, мерцая, путника манят, доверчиво
бросишься в них, - коварно затянут на дно", - процитировал он. Благодушно,
с присущим поклоннику литературы пристрастием к анализу, разбирал он
Люксембуржца и его поведение: Иоганн, при всей своей утонченной
рыцарственности, не довольствуется тем, чтобы отыскивать в лесной чаще
великанов и закованных в броню людей. Он предпочитает гораздо более
пестрые приключения в мире политики. Не успех влечет его, влечет опасная
жажда беспорядка, хаоса. Где бы в оголтелой Европе ни начиналась свара -
вражда ли между императором и папой, или между королем и претендентом на
корону, между Францией и Англией, между ломбардскими городами, между
маврами и кастильцами, - нигде без Люксембуржца не обойдется. Затевать
союзы и соглашения, сватать, устанавливать связи и разрывать их, вести
войну и заключать мир, быть всегда в гуще свалки, наживать врагов, друзей,
захватывать солдат, страны, отдавать их...
- Только не деньги, - вздохнул епископ.
Аббат закончил, любуясь изяществом своего красноречия: от этого
гениального прожектера не укроется ни одна отдаленнейшая возможность, он
покушается на весь Запад, протягивает руку ко всему, захватывает, роняет.
В то время как его Богемия хиреет, он заглатывает все новые привилегии,
страны, города, разбросанные за всеми рубежами, чудовищно раздувается.
Степенный ласковый аббат выпрямился, заговорил, словно с церковной