"Лион Фейхтвангер. Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ" - читать интересную книгу автора

взамен подтверждение своих привилегий, гарантию, что Люксембуржец не
посадит на ответственные места иноземцев. Помимо того, каждый
завуалированно или прямо хотел получить деньги, земельные угодья, торговые
монополии, пошлины.
На обещания и гарантии Иоганн не скупился. Он готов был ставить свою
подпись и печать на чем угодно. В Богемии он набрался опыта: знал, что в
конечном счете все это - вопрос власти. Добудет он денег и солдат, так
посадит на шею этим наглым горцам наместниками французов, бургундцев,
прирейнцев. Не добудет ни капитала, ни армии, что ж, придется, с помощью
божьей, сдержать обещание. А пока что его нотариусы писали до мозолей на
пальцах: "Мы, Иоганн, божьей милостью, король богемский и польский,
маркграф Моравский, граф Люксембургский, сим заявляем и доводим до
всеобщего сведения и письменно подтверждаем за надлежащей печатью..." С
деньгами Иоганн был поосторожнее. Он хоть давал понять этим жадным,
ненасытно торгующимся господам, что видит их насквозь. А в конце концов
по-рыцарски щедро и презрительно швырял им требуемое. Деньги чистоганом -
нет, их у него не водилось, но долгосрочные векселя - да! Пришлось и
доброму королю Генриху с грустью убедиться в том, что не скоро он получит
свои сорок тысяч марок веронским серебром. Добродушно, фамильярно, удалым
жестом обнял его Люксембуржец за плечи, отдал ему, не задумываясь,
судебные доходы Куфштейна и Китцбюгеля, - их он получил от своего зятя,
герцога Нижней Баварии, которому заложил взамен что-то другое, - надавал
обещаний на весну, похвалил его длинные модные башмаки, а также красивую,
ядреную особу, с которой танцевал Генрих. Ну, разве после этого заговоришь
о финансах!
Вечером король Иоганн играл в кости с каринтскими и тирольскими
баронами. Он ставил чудовищные суммы. В конце концов никто уже не мог
противостоять ему, кроме бургграфа Фолькмара, с его бычьей шеей.
Люксембуржец ненавидел этого грузного, грубого человека, посрамившего его
во время турнира. Он так повысил ставку, что даже король Генрих затаил
дыхание. Проиграл. Заявил небрежно, через плечо, что проигрыш за ним.
Бургграф что-то прорычал, стал угрожать. Иоганн отпарировал, сверкнув
гибкой ядовитой остротой.


Как ни странно, но, хотя в Богемии и начались волнения, Иоганн туда не
вернулся. Страна облегченно вздохнула. Она содрогалась, когда он приезжал.
Его пребывание всегда было кратким, и стремился он к одному: выжимать
деньги. Хорошо, что он не едет.
Да, он остался в Тироле. Направился во владения епископа Триентского.
Праздно сидел там, светлый государь, первый среди рыцарей христианского
мира, что-то подстерегая, словно поблескивая сквозь загадочный туман; ни
один человек не знал, что у него на уме.
Епископу Генриху Триентскому гость этот был весьма в тягость. До какой
степени можно потворствовать ему, не рискуя раздражить папу или
императора? И всегда вокруг этого богемского короля какой-то смутительный
полумрак. Куда ни приедет - начинается бешеная сумятица. Курьеры всех
европейских дворов гоняются за ним и не находят, ибо король редко остается
подолгу на одном месте: так и носит его по свету, точно текучую воду. И
неизвестно куда, как, зачем. Ах, ну что бы ему, проклятому, вернуться в