"Лион Фейхтвангер. Сыновья ("Josephus" #2)" - читать интересную книгу автора

доставляемых властью, он всегда уступал Титу. Зато Тит должен был брать на
себя все неприятные обязанности, дабы основатель династии не сделался
слишком непопулярным. Ну, популярным он все равно не стал. Когда ведешь
себя разумно, трудно приобрести популярность. Но если династия продержится
достаточно долго, то она может приобрести популярность, даже если будет
разумна.
Триста шестьдесят пять помножить на две тысячи... Он никак не может
высчитать. А ему еще нужно сказать Титу, чтобы тот убрал и младшего
Гельвидия, и Сенециона, и Арулена (*9), как бы мудро и молчаливо они ни
держались, и еще целый ряд других философствующих господ из оппозиции.
Теперь можно себе позволить решительные действия. Династия сидит
достаточно прочно. И умирающий хитро улыбается: на его собственной
биографии уже не появится ни одного пятна.
Ликвидировать этих господ необходимо. Оппозиция доставляет большое
удовольствие тому, кто ее создает. Но нужно, кроме того, знать, чем ты
рискуешь, и быть готовым поплатиться за это. Если бы только не было так
трудно говорить. Он должен зрело обдумать: отдать ли ему остаток своего
дыхания на этот совет Титу или на приличное последнее слово.
Жаль, что у Тита нет сына. Юлия, его дочь, премиленькая девушка. Белая,
толстенькая, такой аппетитный кусочек, и она носит свою искусную прическу
так, будто ее предок действительно Геркулес, а не владелец посреднической
конторы. Настоящий крепкий тип римской женщины - это лучшее, что может
быть и в обществе и в постели. И тут у старых родов есть чем похвастаться.
Нельзя не признать, "фрукт" обнаружил неплохой вкус, когда с такой
энергией притащил Луцию к себе в постель.
Огромного труда стоило тогда, восемь лет назад, оторвать Тита от его
еврейки. Если бы его самого захотели оторвать от его Кениды, он бы тоже
стал брыкаться. Но есть вещи, которых делать нельзя. Вводить такие жирные
налоги и вместе с тем держать руку евреев - невозможно, мой милый. Если ты
с финансами сел в лужу, нужно натравливать массы на евреев. От этого
правила отступать не приходится. У Тита нередко бывает взгляд его матери,
и в глазах - то странное, дикое, безответственное, то, откровенно говоря,
немного безумное, что Веспасиана всегда пугало в Домитилле. К тому же,
мальчик помешан на аристократизме. Он, вероятно, только потому с таким
неистовством втюрился в еврейку, что она древней царской крови. Нужно
надеяться, что после его смерти Тит не спутается с ней опять.
Ветер усиливается, слышно, как он шумит листвою дуба. Славный старый
дуб. Он оказался прав. Стало немного свежее: благовония, которыми умащен
Веспасиан, улетучились. Свиньи ушли в свой закуток. Веспасиан - старый
крестьянин: настал вечер, и все дела кончены, он может спокойно умереть.
До сих пор он немного боялся, как бы у него опять не заболел живот и он не
обмарал свои драгоценные погребальные одежды. Но сейчас он уверен, что за
те несколько минут, пока это еще протянется, с ним больше ничего не
случится. Он честь честью доведет свое дело до конца. И когда в его
похоронной процессии перед ним будут шествовать его отцы и праотцы, его
мать и бабушка, он тоже не ударит лицом в грязь. Все, что сделано его
предками - банкиром, владельцем конторы, посредником, а также
трудолюбивыми землевладельцами с материнской стороны, - все это влилось в
него, как реки в широкое море. Он управлял имением, он поставил его
превосходно, оно процветало, оно стало огромным, оно распространилось за