"Александр Евгеньевич Ферсман. Воспоминание о камне" - читать интересную книгу автора

газете читаешь, что такой-то учепый нашел новый метод технологических
процессов, не думайте, что и его путь был такой простой, краткий, ясный,
как те три строчки, в которых газета повествовала миру о новом завоевании
химии.
Нет, длинный путь борьбы, подчас нервной и тяжелой, приводит к этим
строкам. А между тем только к этой борьбе и рождается всякое научное
завоевание.
Только в ней закаляется воля: настоять на своей правоте, из неясных для
самого себя намеков высказать предположение, из предположения вырастить и
укрепить вероятность, из вероятности - ту действительность, которую мы
называем общепризнанным фактом.
И вот эта длинная цепь ступенек и есть то, что мы называем открытием.
Так часто спрашивают: кто открыл? И так редко сходятся в ответе.
Открытие почти никогда не делается сразу. Оно лишь последняя ступенька той
длинной гостинцы, которая создана трудами очень многих. Поэт А. Толстой
говорил:

Тщетно, художник, ты мнишь, что творений
своих ты создатель!

Вечно носились они над землею, незримые оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного
Зевса...
...Нет, то не Гете великого Фауста создал...


Природа, ее тайны нс даются без борьбы организованной, планомерной,
систематической, и в этой борьбе за овладение тайнами природы, ее силами -
счастливый удел ученого, в этом - его жизнь, радости и горести, его
увлечения, его страсть и горение.
Но если у исследователя нет этой страсти, если по шестичасовому звонку
поспешно запирает он двери своей лаборатории и если его рука не дрожит,
когда он производит последнее взвешивание или последние вычисления, то он
не будет настоящим ученым! И если в своих исканиях он ценит каждый успех
лишь постольку, поскольку успех этот лично его, его слово и его мысль,
если он не понимает, что закопченная мысль есть последняя капля,
собиравшаяся долгие годы в десятках умов, то он не может быть истинным
борцом за новое, за истину!
- Так вот вам история Мончи! - начал он свой рассказ.
Он лежал в больнице, после тяжелой болезни, схваченной в Хибинах, мы
навещали его и приносили ему камни и цветы, говоря, что и то и Другое -
кусочек любимой им северной природы. Он рассказывал медленно, волнуясь,
как бы с трудом вспоминая последовательность отдельных событий,
сменявшихся во времени скорее, чем в его памяти, опережавших и мысль, и
людей, само время.
...Осенью 1929 года исследователь-географ Академии паук разложил перед
нами привезенные из З^мандрья образцы минералов. Это были довольно
бесформенные куски зеленых оливиновых и пироксеновых пород, только в
некоторых из них в лупу можно было разглядеть блестящие точки каких-то
сернистых соединений.