"Александр Евгеньевич Ферсман. Воспоминание о камне" - читать интересную книгу автора

которых нет и не может быть того, что мы называем жизнью.
Личное счастье, паука, уважение, сама жизнь ему улыбалась! Он только
что кончил замечательный труд о турмалине, его доклады, блестящие по
содержанию и замечательные по форме, привлекали к нему молодежь во всех
научных собраниях, он заведовал прекраснейшим минералогическим музеем в
стране, наследием кунсткамеры Петра, его сборы минералов на Урале обещали
открыть совершенно новые горизонты визучении уральских цепей.
Все улыбалось ему: и научное имя и личная жизнь, из этого рождалось то
обаяние, которым он покорял всех и вся. Он видел эту улыбку фортуны, ему
даже иногда казалось как-то страшным, что все складывается слишком хорошо
и ярко в его жизни.
Он собирался уезжать на ледники Кавказа, чтобы изучить найденные им
новые месторождения исландского шпата, - красивый, жизнерадостный и умный.
Среди сутолоки укладки, снаряжения и подготовки экспедиции он успевал
беседовать со мной, еще молодым студентом, пояснять свои идеи о минералах
Кавказа и Крыма, показывать любимые образцы из дорогого ему музея.
А там, на Кавказе, произошло что-то непонятное...
Вечером, после удачного сбора минералов, когда его спутники уже перед
сном сидели у костра, он сказал, что пойдет немного погулять. "Один, не
надо сопровождать!"
Он ушел и не вернулся.
Долго-долго искали его и нашли его труп в трещинах ледника.
Это был Виктор Иванович Воробьев34- один из лучших молодых минералогов
старой, дореволюционной России.
Память о нем осталась не только в его детище - Минералогическом музее
Академии наук, но и в названном в его честь минерале - воробьевите, столь
же жизнерадостном и светлом, как и он сам.
На Урале наш путь всегда лежал сначала на деревню Южакову.
Здесь, на северном конце бесконечно длинной деревни, стояла довольно
ветхая, типичная уральская изба с полукрытым двором, большие штуфы камней
лежали у входа.
Это был дом Андрея Хрисанфовича Южакова.
Среди длинного ряда горщиков Урала, любителей и энтузиастов камня,
самой крупной и самобытной фигурой был Хрисанфыч.
Все заботы мужицкого хозяйства: покосы, выгоны, заготовка дров, - все
это было как-то между делом в том, что оп называл своим делом. Дом был
запущен, сараи покосились набок, сбруя порвалась и была связана
веревочками, для него вся жизнь и дело были в горе, или на аметистовых
жилах Ватихи, или на дорогой ему Мокруше.
Много лет подбирал он колье из 37 аметистов - не тех дешевых, светлых,
почти стеклянных, которые мы обычно знаем под названием аметистов, а тех
темных, фиолетово-черных густых камней, которые вечером, при свете свечи
или лампы, загораются красным огнем каких-то страшных пожаров. Камни для
этого колье он всегда возил с собой в тряпочке. Он любил раскладывать их
на столе и показывать, чего ему еще недостает.
Но больше всего любил он Мокрушу - то замечательнейшее место на всем
свете, где в болотистом лесу, в полузалитых водою ямах, добывались
нежно-голубые топазы, черные морионы и желто-винные бериллы.
- Заложу душу свою, а раскрою я эту жилу, что под Алабашку падает, и
камень найду, да какой еще!