"Беппе Фенольо. Личные обстоятельства " - читать интересную книгу автора

трубами.
Он не знал, что ему делать, оставалось только спускаться. Местом для
следующей остановки, уже на середине склона, он выбрал сарай на
винограднике - не то чтобы сарай, а четыре столба и крыша. Туда вела
тропинка, но она была прямо против башни, ровная и крутая - не спрячешься, -
поэтому воспользоваться ею Мильтон решительно не мог. И до навеса он
добирался виноградниками, продираясь через лозы и проволоку, утопая по
щиколотку в грязи, желтой, как сера, и вязкой, как смола. Он прислонился к
столбу навеса, покачал головой, совершенно убитый. "Это не для меня, -
говорил он себе, - такие дела не для меня. Из всех, кого я знаю, только
одному человеку пришлось бы в этих обстоятельствах так же худо, как мне.
Хуже, чем мне. Этот человек - Джордже".
Но у него было еще довольно мужества, чтобы спускаться дальше. Он
приметил бак для медного купороса в конце последнего виноградника,
граничившего с целиной, которая переходила потом в равнину. Он должен был
спускаться, хотя ему пришлось бы бежать, появись вдруг патруль из Канелли.
Он побежал бы в сторону, все равно - вправо или влево, только, разумеется,
не назад в гору. Теперь, снизу, склон выглядел стеной, зашпаклеванной
грязью.
Он спускался, держа пистолет в руке. С тропинки - не сказать чтоб
испуганно - вспорхнул воробей. Из городка донесся гул - глухой, протяжный,
таинственный, похожий на гул металлургического завода, которого, однако, в
Канелли не было. Гул не повторился; городок его как бы и не слышал. До
казармы по прямой было меньше ста метров. Стояла такая тишина, что Мильтону
показалось, будто он слышит за казармой плеск Бельбо о камни.
Он присел на корточки, опустив пистолет на бедро, обхватив одной рукой
холодный цементный бак. Отсюда была видна дорога на Санто-Стефано, вся в
выбоинах, в ухабах. Спускаясь сюда, он оставил лесопилку далеко слева,
дальше, чем рассчитывал, и это его огорчило, ведь в случае чего лесопильня,
с ее штабелями досок, была бы и отличным временным убежищем, и спасительным
лабиринтом.
Он испытывал чувство острой тоски по своему отряду, по Треизо, по Лео.
Справа до него доносилось ровное непрерывное гудение, и Мильтон
подумал, что с той стороны виноградник обрывается невысоким откосом и внизу,
прямо под ним, стоит дом. Завиток дыма, который тут же поглощало матовое
небо, поднимался из его невидимой трубы.
Мильтон сжал пистолет: новый шум. Но это скрипнула дверь на террасе
последнего перед шоссе дома. Из двери высунулась женщина, сняла со стены
доску для резки овощей и опять скрылась в доме, не посмотрев на холм. Не
было слышно ни собак, ни кур, в небе - ни одного воробья.
В эту секунду Мильтон уловил краем глаза справа от себя черную тень,
едва касавшуюся его своим краем. Он рванулся всем телом за бак, вскинув
пистолет. Пораженный, тут же опустил оружие. Он увидел старуху, одетую во
все черное, - черное и засаленное. Поразило Мильтона то, что старуха от него
шагах в двадцати, да и солнца нет, а он почувствовал себя в полном смысле
слова раздавленным этой тенью.
Женщина что-то говорила ему, но он видел только движение плоских
лиловых губ. За ней увязалась курица, сейчас она рылась клюзом в грязи.
Женщина подобрала подол и, меся чавкающую грязь своими мужскими ботинками,
прошла в коридор между шпалерами навстречу Мильтону.