"Ю.Г.Фельштинский. Разговоры с Бухариным " - читать интересную книгу автора

написал, уже не было сил - оставались считанные недели до его смерти.
40. "Дорогой С. М |Шварц],-- пишет Николаевский в письме редактору
"Социалистического вестника", - прилагаю: [... ] [английскую] корректуру
моего "интервью" о Бухарине. [... ] [Северин] Бялер [.„1 убедил меня
дать это "интервью". Но недовольство у меня осталось и теперь, хотя я сильно
переработал первоначальный текст, кое-что выбросил, многое прибавил [ .. ]
Этими частях и "интервью" я недоволен и в теперешней редакции. Думаю, что
причина не только во мне, а в моем неумении передать, что я тогда видел и
слышал, но и в сложности этого слышанного, в противоречивости настроения
самого Бухарина. Бухарин, конечно же, мне говорил далеко не все и не обо
всем, к чему его подводили наши тогдашние разговоры, но он, для меня это
несомненно, хотел показать, как велико значение того основного, за что он
там вел борьбу, а именно - нарастание антигуманистической стихии, которая
несет огромную опасность не для России только, но и для всего
поступательного развития человечества И поэтому особенно часто возвращался к
этой теме." (АГИН, ящ. 501, п 24. Письмо Б. И. Николаевского С М. Шварцу от
26 июля 1965 года, с. 1); "Лучше, чем кто-либо я вижу недостатки моего
"интервью". [... ] Я написал к сроку. [... ] Переделывать я не могу. Нет
времени. [... ] Правил много раз. Выслушал много мнений. Очень хотел взять
обратно из книги. Помимо всего прочего, в моих глазах тогдашние беседы
Бухарина со мною были его завещанием, правда, во многом недосказанным до
конца, быть может, в некоторых частях даже недодуманным, но отражавшим его
подлинные искания. И даже не его одного лишь. Он совсем не случайно раза два
обмолвился: "мы с Алексеем [Рыковым]". А как-то раз сказал: "Что мы с Вами
все торгуемся, давайте поедем куда-нибудь на Средиземное море, я буду
писать, что Вы не согласны, Вы пишете то же [самое] своим, и поживем так
месяца два, отдохнем л наговоримся вдоволь". Это было сказано в шутливой
форме, но такой, которая не скрывала серьезного зерна. Ему явно хотелось
высказаться, поделиться результатами своих многолетних дум, и в то же время
он явно боялся говорить откровенно: слишком часто и сильно он за свою
откровен-


иость страдал. Один из других большевиков, с которыми я тогда встречал
ся, как-то мне о нем сказал: "Вот, сколько его били, а ему все неймется!"
Таким образом, в известном смысле судьба сделала меня как бы душеприказчиком
Бухарина" (АГИН, ящ. 501, п 24. Письмо Николаевского Шварцу от 4 августа
1965, с. 1--2); "Вообще говоря, той моей статьей ("интервью") я очень
недоволен: много не сказал, вспоминаю позднее" (АГИН, ящ. 476, л. 34, Письмо
Николаевского от 19 сентября 1965, с. 1--3).
41. 28 чая 1965, No 21, с. 6.
42. "В том. что Горький был отравлен, я уверен. Бухарин в 1936 г. мне
рассказал, что конституцию писал он с Радеком. В числе деталей на мой
вопрос сказал, что предполагается легализация союза беспартийных для то
го, чтобы были другие списки, и что во главе них должны были встать
Горький, Павлов, Карпинский, Бах и др. академики. К сожалению, приба
вил Бухарин, Павлов и Карпинский умерли. Вскоре умер и Горький" (АГИН,
ящ 508, п. 2. Письмо Николаевского Валентинову от 1 сентября 1954, с.
1);
"Он вел очень решительную борьбу против "насильственной коллективиза