"Юрий Фельштинский. Архив Троцкого. Том I " - читать интересную книгу автора






18
19



о его итогах - Сталина в Москве и Бухарина в Ленинграде25.
Сталин был бескомпромиссен и груб. Он произнес свои "исторические" слова о
том, что "если критика содержит хотя бы 5--10 процентов правды, то и такую
критику надо приветствовать" , которые освятили уже открытую дорогу клевете
и будущему выявлению новых "врагов". О тех, кто рассчитывал на прекращение
борьбы против кулачества, Сталин заявил, что "им не может быть места в нашей
партии", что тот, кто думает понравиться "и богатым, и бедным, тот не
марксист, а дурак". Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что
имелся в виду Бухарин, вроде бы восторжествовавший на только что
завершившемся пленуме. "Не марксист, а дурак" же произнес доклад в
совершенно ином тоне и впервые высказал беспокойство по поводу тенденции
рассматривать чрезвычайные меры как что-то нормальное26. Давно ли
он считал, что эти меры вполне нормальны в борьбе против оппозиции? Опытным
политическим наблюдателям должно было быть ясно, что между Сталиным и
Бухариным назревала конфронтация.
Противоречия всплыли на поверхность на следующем, июльском пленуме ЦК и
ЦКК ВКП(б), оставившем "правых" в меньшинстве. Именно на этом пленуме Сталин
выдвинул тезис о том, что "по мере нашего продвижения вперед сопротивление
капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет
обостряться"27, послуживший обоснованием будущей кровавой бани.
Все эти сдвиги воспринимались оппозиционерами по-разному. С одной
стороны, Бухарин попытался установить контакты с бывшими представителями
оппозиции. 11 июля он встретился с Каменевым и вел с ним беседу о возможном
сотрудничестве в борьбе против "Чингисхана"-Сталина28. За пределы
взаимного прощупывания контакты "Колечки Ба-лаболкина" (Троцкий) не
продвинулись. С другой стороны, Сталин сам стал инспирировать слухи, что он
готов пойти на примирение с бывшими оппозиционерами. Надеждам на их
достоверность способствовало появление выступлений с установками,
напоминавшими идеи, выдвигавшиеся Троцким. "Незаметно Сталин присвоил себе
одежду Троцкого", - писал биограф29. Аналогичного мнения
придерживались наблюдатели эмигрантского Русского общевоинского союза.
"Разбить противника и присвоить себе его программу - традиция
Сталина", - писал один из них30. Эти наблюдения были крайне
неточными уже в то время, а в исторической перспективе - глубоко
ошибочными. Верные марксистско-ленинской парадигме, Троцкий и его
единомышленники были весьма далеки от назревавшей сталинской "революции
сверху". Сам Троцкий скептически относился к происходившим сдвигам. Он писал
Раковскому 13 июля, что Радек и Преображенский неправы, полагая, будто
сталинская фракция имеет лишь "правый хвост" и ее надо уговорить избавиться
от него. "Обезьяна, освобожденная от хвоста, еще не человек", --