"Евгений Федоровский. Испытание Севером" - читать интересную книгу автора

станция. А на взгорке, где не сбивались сугробы, стоял просторный, комнат
в десять, дом. Уходила в небо мачта на звонких тросах-растяжках, белели
ребристые будки метеоплощадки. К ним вела тропинка, уложенная досочками от
бочкотары, и был натянут канат, за который надо держаться, когда бесятся
вьюги и вокруг не видно ни зги.



Такой была и станция Болванский Нос зимой. Она и сейчас, летом, оставалась
такой же, только без снега. И сильнее выделялся белый дом на фоне
буро-зеленой тундры, да синее нависало теплое небо.
...Мы не знали, куда приткнуть "Замору", и остановились посреди голубого
заливчика. И хорошо сделали: впереди оказалась каменистая мель. Люди на
берегу увидели нас, пошли к лодке. Вскоре она вылетела из-за мыска,
вспугнула стаю гаг, стуча сильным мотором.
За рулем сидел Слава Ионов, начальник станции, светлоглазый, широкий в
кости, крутоплечий. Два молодых паренька помогли нам пересесть в лодку. Мы
назвали несколько знакомых имен и, поскольку в Арктике, как в большой
деревне, все знают друг друга, сразу стали своими людьми.
Слава коротко, как бы стараясь подчеркнуть свою солидность, рассказал о
новостях. Оказывается, Тимофей Пырерко умер несколько лет назад, а жена
его Матрена Михайловна переехала в Варнек - ненецкий поселок на южной
стороне острова. Мы проплыли мимо их дома, теперь пустовавшего...
Нынешняя полярка напоминала большую деревенскую усадьбу со всем набором
хозяйственных построек. Тротуарчики и дорожки, выстланные досками, склады,
сараи... Сам дом блестел чистотой и прибранностью. У порога мы сняли
сапоги и надели домашние шлепанцы.
В мой первый приезд этот дом еще пахнул смолой и свежей стружкой.
Начальником полярной станции был тогда Леонид Лавров. Пять лет после
университета он уже провел на Севере, казался старожилом, и я ждал от него
рассказов об убитых медведях, пургах, пережитых в одиночестве, о послушной
упряжке. Словом, ждал рассказов необыкновенных и немного хвастливых. "Еще
бы не хвастаться, - рассуждал я.- Ведь это же Арктика!" Но все-таки я не
предполагал, что Леонид будет хвастаться так откровенно.
Правда, хвастался он не медвежьими шкурами и не лайками. Предметом его
высокой гордости был дом. Обыкновенный деревянный дом. Просторный дом.
Комфортабельный дом. Чисто, уютно, тепло. Первоклассно оборудованная
радиорубка. Небольшой, но все-таки настоящий кинозал, он же
кают-компания... Впрочем, оценить по достоинству этот дом мог только
человек, зимовавший в условиях полярной ночи.
И хотя с тех пор сменилось много начальников, дом остался таким же, каким
был вначале. Полярники, зимующие обычно на одном месте года два - четыре,
ревниво следят за порядком и чистотой. В умывальной комнате висит плакат:
"Мой-до-дыр". Перед входом в столовую надпись: "Кафе "Вайгачонок". В
кают-компании - пианино, радиола, библиотека, какой позавидовал бы и
столичный книголюб.
А ведь когда-то человек с большим трудом укоренялся в Арктике. Он мечтал
об одном - лишь бы прожить, лишь бы выжить, как-нибудь, чего бы это ни
стоило. Он шел на любые лишения ради победы над этим суровым краем.
Сегодня полярник не хочет прожить как-нибудь. Он достаточно крепко стоит