"Евгений Федоровский. Свежий ветер океана (Повесть)" - читать интересную книгу автора

мягкое и увидел мертвеца с остановившимся стеклянным взглядом. От испуга
он ткнул его автоматом. Немец свалился на бок. Видя, что окоп брошен, Леша
вылез наверх и побежал дальше.
Откуда-то сбоку выполз танк. Переваливаясь на воронках и ухабах, он
обогнал Лешу, обдав жирным дымом из выхлопных труб. Кондрашов приналег,
стараясь укрыться за ним, как за щитом, но вдруг ноги не ощутили тверди.
Не успев охнуть, Леша провалился в какую-то яму, больно ударившись боком
обо что-то железное. Он полоснул по темноте из автомата, и в этот момент
кто-то прыгнул на него сзади. Леша инстинктивно вогнул плечи, тот, кто
нападал, не рассчитав, перелетел через голову. Леша рывком откинулся
назад, нажал на спусковой крючок, но автомат не сработал. Тогда он
перехватил оружие за ствол, ударил немца прикладом.
Секунду-другую Леша тяжело дышал. Он напряг зрение, увидел на серой
шинели узенькие белые погоны. <Офицер>, - догадался Леша. Немец, застонав,
перевернулся на бок.
Леша облегченно вздохнул. Так близко он увидел врага впервые и
нисколько не испугался. Офицер почему-то был без оружия, а Кондрашов
держал в руках, хоть и с пустым диском, автомат, которым мог еще раз
ударить как дубиной.
У немца было рыхловатое бледное лицо, замазанное землей, толстый нос
и двойной подбородок. <Видать, тыловая крыса>, - определил Кондрашов,
запуская руку в противогазную сумку. Перед атакой он засовывал туда три
диска. Отчетливо помнил, что два расстрелял, а куда девался третий, не
понял. Если бы в автомате оставался хоть один патрон, он, пожалуй,
прикончил бы фашиста и побежал дальше, но теперь, по существу безоружный,
он не мог, не хотел убивать прикладом. И оставить живым не мог - вдруг у
немца окажется пистолет, тогда он, конечно, станет стрелять в спину.
Кондрашов оглянулся по сторонам. <Вот незадача>, - подумал он и,
обозлясь, крикнул:
- Хенде хох!
Немец проворно вскинул руки. Леша дернул его пустую кобуру, пошарил в
карманах, но ничего не нашел.
Наверху еще гремел бой, стреляли. Вылезать не было смысла.
- Ладно, переждем, - проговорил Леша и знаком приказал немцу опустить
руки.
Свалился он, как теперь понял, в полуразрушенную землянку. Кроме
гильз, пустых цинковых коробок и какого-то тряпья, в ней ничего не было.
Кондрашов стал ждать.
К полудню бой переместился в сторону. Дрались, кажется, у
Александровки, примыкающей к Пушкину, у Дятлиц и Ропши, нацеливаясь на
Красное Село, чтобы замкнуть кольцо окружения. Судя по ожесточенной,
несмолкающей стрельбе, немцы сопротивлялись отчаянно, цеплялись за каждый
опорный пункт, за мало-мальски теплое гнездо, дзот, траншею, зная, что
если их вышибут на голые поля, то все либо погибнут от огня, либо
замерзнут.
Вечером еще сильней похолодало. Снег, прибитый дневной оттепелью,
покрылся толстой ледяной коростой. Немец, хотя и был в меховой шинели,
начал мерзнуть. Он жалобно стучал зубами. Леша тоже продрог. Влажная от
пота телогрейка под шинелью стала дубеть, мокрые валенки превратились в
колодки.