"Евгений Федоровский. Свежий ветер океана (Повесть)" - читать интересную книгу автора

важными результатами. Первая дошла до 54-го градуса 10 минут южной широты,
вторая открыла остров, названный Кергеленом Землей Опустошения. Лишь
третья экспедиция, Джеймса Кука, искавшая Южную Землю с умеренным
климатом, проникла далеко на юг, за 70-ю параллель. Дважды Кук подходил к
южному ледяному континенту, от материка его отделяли всего 108 миль. В
конце концов он пришел к печальному выводу, что у Южного полюса, возможно,
и лежит ледяной континент, но открытие его не принесет человечеству
какой-либо пользы>.
<Спускайте паруса...> - с сарказмом замечал дед.
<Но Куку не удалось похоронить вопрос о Южной Земле, - писал он
далее. - В начале следующего века английские и американские промышленники
валом хлынули в южные моря. Время от времени они сообщали об открытии ими
новых островов, богатых морским зверем. Уже одного этого было достаточно,
чтобы снова возник вопрос о Южном полюсе, о более тщательном исследовании
южных морей и выяснении - что же, наконец, находится южнее широты,
достигнутой Куком, - море или континент?
Это была главная задача русской антарктической экспедиции
Беллинсгаузена - Лазарева. За двухлетнее плавание в водах Антарктики был
собран огромный материал наблюдений. Крупнейшее морское предприятие
принесло не только важные научные результаты, но увенчалось выдающимся
географическим подвигом. Русские открыли Антарктиду!>
<Однако Морское министерство, как это часто случается у нас, русских,
не оценило по достоинству научные результаты экспедиции и на многие годы
задержало издание важнейших материалов ее, - сердито писал дед. -
Ходатайство об отпуске средств на издание труда Николай I оставил без
внимания. Через три года Беллинсгаузен вновь обратился в Главный морской
штаб. Он просил выпустить в свет хотя бы 600 экземпляров, чтобы <труды
были известны>. Председатель ученого совета Логин Иванович
Голенищев-Кутузов сделал приписку царю, что <может случиться и едва ли уже
не случилось, что учиненные капитаном Беллинсгаузеном обретения, по
неизвестности оных, послужат к чести иностранных, а не наших
мореплавателей>.
После многих проволочек царь соблаговолил издать труд в количестве
600 экземпляров. Но пока рукопись Беллинсгаузена находилась в работе, она
подверглась такой редактуре, что, по словам Михаила Лазарева, <наконец
вышло самое дурное повествование весьма любопытного и со многими
опасностями сопряженного путешествия>. И это через 11 лет после великого
открытия!..
<К горю нашему, оригинал рукописи Беллинсгаузена и Лазарева, а также
навигационные карты и шканечные (вахтенные) журналы шлюпов <Восток> и
<Мирный>, разыскать не удалось. Надо думать, что они утрачены
н а в с е г д а...>
Последние слова, сказанные дедом, крепко запомнились молодому
Головину.
Возможно, это обстоятельство и определило его судьбу. Он не очень
огорчился, когда по слабости зрения не попал в военно-морское училище. Он
поступил в университет. В первых же вступительных лекциях знаток русской
морской истории профессор Шведе говорил примерно то же, о чем писал и дед:
<Обстоятельство, что до сих пор не обнаружено вахтенных журналов и
подлинной навигационной карты, используется за рубежом. Не очень опрятные