"Виктор Федотов. Закон моря" - читать интересную книгу автора

- Да, надо и мне было идти с ним ночью, - задумчиво сказал боцман
Кнып. - Будто чувствовал, что надо...
Ему никто не ответил. Только Клинов украдкой поднял на него удивленные
виноватые глаза. И отвернулся, закрыв лицо рукавом бушлата. Плечи его
вздрагивали. Он с трудом произнес:
- Ну что же вы молчите? Хоть что-нибудь скажите мне. Слышите? Не
молчите только...
- Что тебе сказать? Нечего сказать, - ответил Чхеидзе.
- Пошли, - с тяжелым сердцем произнес Суходолов. И они гуськом стали
спускаться с обрыва. Последним, ссутулившись и чуть приотстав, брел Клинов.
Почти неделю еще держалась дурная погода. Шторм не унимался, ветер
клубил, лохматил сизые облака, они низко стелились над землей, отсекая
вершины сопок. В проходе в бухту, как в гигантском котле, клокотали волны,
вздыбливаясь, с грохотом расшибаясь о скалы. В такую пору и думать не
приходилось о помощи - ни с моря, ни с воздуха.
Когда шторм наконец утих, "Баклан", изрядно потрепанный, вышел из бухты
Изменной. С приспущенным флагом проходил он мимо Крестового мыса. Мичман
Суходолов, боцман Кнып и Клинов стояли на мостике, обнажив головы, и молча
смотрели на крутой обрыв, где едва приметным бугорком поднималась Антонова
могила.
Многое довелось повидать и пережить мичману Суходолову за свою долгую
службу на флоте. Особенно в годы войны, на Балтике. Навсегда запали в память
самые первые, трагические дни Либавы, когда пришлось держать оборону, а
потом прорываться из окружения. Сколько его боевых товарищей пало за те
первые семь дней, не сосчитать, наверно. У него на глазах фашистские
самолеты потопили транспорт, на борту которого находилось несколько сот
раненых, женщин, детей. Уцелевшие плыли к берегу на бревнах, досках - кто на
чем, а самолеты безжалостно расстреливали их из пулеметов с бреющего
полета... Да и в последующие лихие годы немало людского горя довелось видеть
Суходолову...
Но то была война - великая, общая человеческая боль, и гибель людей не
то чтобы была оправдана - нет, этого никогда нельзя оправдать, как нельзя к
этому привыкнуть, - а была она горько неизбежна, неотвратима... А теперь-то!
Теперь, когда такая мирная тишина кругом, сама мысль о гибели кажется
неправдоподобной... "Ах, Антоша, Антоша! Жить бы тебе да жить. Не судьба,
видать. Другого полета судьба у тебя - полета высокого и светлого..."
Суходолов ни минуты не думал о себе, о том, что ему, командиру, придется
держать ответ по прибытии в базу. Конечно, придется. Но разве можно думать
об этом сейчас? Он чувствовал непоправимую вину свою, которую от сердца
своего не мог, да и не сумел бы теперь, оттолкнуть. Наверное, можно было
как-то предотвратить такой горький случай, но вот чего-то он не
предусмотрел, за чем-то не уследил... И обжигала душу боль за Антона, за
этого совсем еще молоденького славного парня, годившегося ему в сыновья. И
вместе; с болью этой в сердце жила гордость. Неслышно поднялся на мостик
Чхеидзе, на минутку оставив свою машину.
- Если бы не Антоша... - сказал было он и тут же умолк - перехватило
дыхание, сорвал с головы бескозырку и застыл рядом.
- Вот что, ребята, - помолчав, сказал Суходолов, - я так думаю: скоро
мы должны вернуться сюда. На этом Антоновом мысу памятник надо поставить.
Хоть и не бывает здесь людей, а надо...