"Григорий Федосеев "Последний костер" [H]" - читать интересную книгу автора

в случае, если ожидаемый буран затянется надолго.

Наступили самые горячие - последние - дни полевого сезона.

Из штаба расходились по домам поздно.

Иду не торопясь, один. Холодно. Пустынны улицы. Избы стоят
нахохлившись, как вороны в непогоду. Из труб валит дым. Прижимаясь к
земле, он туманит дорогу. В темноте - то справа, то слева лают собаки.
Желтыми глазами смотрят в ночь еще не потухшие огни в оконцах, и в свете
их видно, как с темного неба падают, порхая, белые пушинки снега. Они
ложатся на мерзлую землю, но порывы ветра снова подхватывают их, кружат в
воздухе. Снежинки щекочут лицо. Первый снег почему-то всегда тревожит мне
душу. Мысли невольно улетают туда, где сейчас в горах на пустынных марях
или на побережье будущего холодного моря наши люди не просто работают, а
бьются за жизнь. Сколько новых забот и трудностей принесет им этот первый
снегопад, кто-то из них заблудится в нем, может не найти выхода, не
добраться до селения.

Шумит за поселком растревоженный березник. В снежной мгле ничего не
видать. Я ускоряю шаги, спешу к теплу. Знаю, не спит, ждет меня Акимовна.

Дамка, наша дворовая собачонка, узнает меня издалека, обрадованно лает.
Я всегда держу в кармане какое-нибудь лакомство, ради него она и мерзнет
сейчас у калитки, поджидая меня. Всякий раз из подворотни она выкатывается
серым клубком, во весь дух несется ко мне, бросается на грудь. Затем
усаживается на задние лапы и ждет угощения. Морда у нее подхалимская, она
облизывается сухим языком, глаза источают преданность. Я запускаю руку в
карман куртки, издевательски долго шарю в нем, пока Дамка нетерпеливо не
подает голоса. Она на лету хватает кусок сахара, хрустко давит на зубах и
нежеваным вмиг проглатывает.

В избе тепло. Акимовна сидит за горячим самоваром, пьет чай.
Обрадовалась, встает из-за стола, смахивает фартуком пылинки со скамейки.

- Скучно одной-то? - спрашиваю я, раздеваясь.

- Привычно. Да и скучать не по чем и не по кому. К старости дни, как
капли росы, схожи. Никаких радостей. Да и вся-то жизнь сызмальства прошла
в нужде да в горе. А теперь одно утешение - самовар. Разговорчивый он у
меня. Вона послушай-ка... - Акимовна, не торопясь, наливает и пододвигает
мне стакан крепкого запашистого чая.

Самовар поет уныло свою нескончаемую песенку. Старушка, подперев
ладонью щеку, слушает. Наверное, пенье самовара будит у нее воспоминания о
пережитом.

Ночью я долго не мог уснуть. Вспомнил своего проводника Улукиткана, с
кем делил тепло костра и пищу во время долгих походов за последние шесть
лет. С ним я расстался два месяца назад, в надежде еще непременно